Ромул

Изгнанники под охраной навсегда покинули город, чтобы на ночь разбить лагерь за его стенами. Настала очередь римских колонистов. Добровольцев нашлось почти нужное число, остальных назначил царь. Их построили в пары, и было решено, что каждая пара с помощью жребия определит, имущество какого изгнанника им достанется, и разделит его между собой. Но сперва в торжественном деле передачи земли предстояла легкомысленная передышка. Ромул, как и все серьёзные римляне, считал, что женщины — смешные существа, и всё, что с ними связано, само по себе забавно. Массовая свадьба должна быть развеселить усталых воинов и устранить немало досадных трудностей.

После шестисот убитых камерийцев осталось немало вдов, хватало в городе, как всегда, и незамужних девушек. Их выстроили в ряд напротив войска и предложили неженатым колонистам выбирать.

Перпена, одинокий холостяк, оказался одним из первых: как верный царский целер он получил преимущество перед большинством товарищей. В Риме женщин всё ещё не хватало, город был полон лишних мужчин — изгои и бродяги, которые туда стекались — люди не семейные. Нелепо схватить первую попавшуюся женщину, но ещё глупее разглядывать их, точно коров на рынке. Какие достоинства должны быть у жены? Как распознать эти качества по внешности? Да вообще, нужна ли ему жена? Но надо было делать вид, что тщательно выбираешь, и он пристально всматривался в незнакомые лица.

Вдовы в основном плакали или, окаменев, глядели в одну точку. Кое-кто из девушек пытался изобразить соблазнительную улыбку, но видно было, что им скорее страшно, чем весело. Перпена решил выбрать вдову. Ему не нужна была хорошенькая наложница. Бездомный бродяга, принявший римское гражданство ради одной безопасности, он не собирался основывать род и мог ещё всё бросить и отправиться дальше. Жену он брал потому, что в Риме они ценились и глупо отказываться, особенно задаром. Он не рассчитывал на любовь, а искал смышлёную помощницу по хозяйству, чтобы вела дом, пока он трудится в поле. Вот эта вдова лет тридцати вроде бы неглупа; некрасивая, сильная, умеет сдерживать чувства. На ней была длинная туника из небелёной шерсти, чёрные волосы распущены в знак скорби.

   — Где твои дети? — спросил Перпена, стараясь улыбаться, словно говорил с равной.

   — Было трое, но все умерли младенцами, — безучастно ответила женщина, переводя взгляд на пустое небо.

   — Как погиб твой муж?

   — Говорят, его ранили в самом начале, быстро бежать он не мог и отбивался, пока какой-то римлянин не ударил его по голове.

   — Значит, его кровь не на мне, я убил двоих камерийцев, но оба убегали. Так что раз этого препятствия нет, а кто-нибудь из нас тебе всё равно достанется, согласна ли ты быть моей женой?

   — Почему нет? — первый раз она взглянула ему в лицо. — На вид ты не хуже прочих. Меня зовут Вибенна, отец был этруск, а мать италийка. Как мне тебя называть?

   — Я Перпена, а род называть незачем: всех перебили дикари. Мы соплеменники, — сказал он по-этрусски, радуясь, что сможет дома говорить на родном языке.

Женщина ответила по-италийски:

   — Незачем говорить со мной на языке этрусков, я его не знаю. Моя мать была всего лишь наложницей, покойный муж — гражданином, но не из знатных. По-этрусски здесь обращаются только к богам.

   — Ну что ж, Вибенна, будем с тобой говорить по-италийски. Меня зовут Перпена, ты мне станешь не наложницей, а женой. Римлянки защищены хорошими законами. Начинается новая жизнь, может быть, не хуже прежней.

   — Это лучше, чем рабство. Я умею готовить, но мои дети не живут. Если ты меня выбрал, пошли в дом.

   — Ещё рано, надо подождать, пока царь Ромул торжественно освятит наш брак и призовёт богов хранить наше семейное счастье. Но я не хочу, чтобы тебя разглядывали другие женихи. Пойдём со мной, пока я попрощаюсь с друзьями.

Он взял её за руку, отвёл к своему месту в строю, где она молча уселась на землю. Неподалёку отдыхал, сидя на мешке Публий, и Перпена подошёл рассказать о женитьбе.

   — Это довольно-таки противно. Наш доблестный царь — изрядная свинья, я чувствую себя работорговцем. Зато раздобыл жену, которая говорит, что умеет готовить, и в придачу дом, так что первая битва кое-что мне принесла.

   — Говоришь, противно? Может быть, жестоко и бессердечно, но если посмотреть с другой стороны, на редкость великодушно. Мы могли бы взять Камерий приступом, изнасиловать красоток, перебить воинов и распродать уцелевших. Город был у нас в руках. Вместо этого части жителей оставили часть имущества, а женщинам грозит всего лишь законный брак. Разве им тяжелее выходить за того, кто их выберет из шеренги, чем за чужака по приказу родителей? Если бы при виде тебя она закричала, неужели ты не прошёл бы дальше? Так что можешь утешаться, что на самом деле это она тебя выбрала, насколько женщина может выбрать мужа. Вы приспособитесь друг к другу и поладите, не сомневайся. По-моему, ты счастливый человек; и главное твоё счастье — что в Камерии ты не сможешь служить целером.