Роман с Постскриптумом

Я уже и забыла об этом разговоре, но как-то Зураб Константинович мне сказал:

— У тебя скоро день рождения — в цветах купаться будешь.

Я подумала, что он говорит о букетах, которые будут нести гости. И каково же было мое удивление, когда помощник Зураба Константиновича, позвонив на следующий день, задал мне, как мне тогда показалось, нелепый вопрос:

— Нина, а у вас ванна в доме будет стандартного размера?

— Сандро, почему вы спрашиваете?

Не помню, как он увильнул от ответа, но я действительно получила в подарок огромный букет цветов — панно, выложенное в моей ванной. Зураб Константинович сам нарисовал его и перевел на кафельную плитку. Получается, что сколько будет стоять дом, столько я действительно буду купаться в церетелиевских цветах, как и было обещано. «Нигде в мире больше такого панно нет, — шутил он потом. — Я никому ванные не оформлял!»

Но не только грузинская земля родит такие щедрые таланты. Еще в социалистическое время с родины Ульянова-Ленина — из бывшего Симбирска — в столицу приехал молодой Никас Сафронов.

Тридцать лет назад ко мне, только что вернувшейся из Праги, он подошел прямо на улице. Мы тогда на улицах не знакомились — это считалось дурным тоном. Кажется, он спросил, знаю ли я какой-то из арбатских переулков. Конечно, я их все знала наперечет. Это была моя земля, хоженая-перехоженая со времен студенчества. Я показала ему самый короткий путь, но он не уходил. Он сказал, что он художник и что у него в квартире скоро соберутся очень известные люди на его день рождения.

День его рождения оказался совсем рядом с моим днем рождения, но тогда я не верила ни одному его слову. Мне казалось, что всех художников того времени я знаю в лицо. На улице Трифоновской, 45б, находилось общежитие, где размещали студентов ГИТИСа, Щукинского, Щепкинского и Суриковского училищ. А потому там буйными компаниями постоянно собирались художники. Они нередко просили нас, студенток театрального, позировать им. Были они немытые, нечесаные, часто с длинными волосами, в грубых свитерах или ковбойках, о которые можно было вытереть и руки, и кисти. Красавцев среди них не было. Все красавцы направлялись по другим адресам — в театральные училища и во ВГИК.

Принц Монако Альбер. Главный плейбой Европы женился только в 53 года

Я никогда особо не ценила мужскую красоту. Для меня в красивом мужском лице всегда была какая-то скрытая ущербность. И зачастую она часто обнаруживалась наяву. Осознание мужчиной своей красоты, как правило, вытесняло другие по-настоящему мужские качества: мужественность, самоотверженность, верность. А как быть верным со смазливой мордашкой?

Поэтому утонченная красота Никаса для меня сразу же вошла в противоречие с профессией, которую он назвал. «Ну какой он художник? — подумалось мне. — Я же их всех знаю. Они другие. А этот, наверное, просто решил познакомиться и придумал себе, как ему кажется, «красивую» профессию».

Но Никас уже протягивал мне листочек с написанным телефоном и именем — Никас.

— Вы что, из Прибалтики?

Но он не мог быть из Прибалтики: прибалтийский акцент, равно как грузинский, армянский, еврейский, украинский, мы сдавали зачетом по сценречи. Если бы он мне ответил, что он литовец, то это укрепило бы мои подозрения, что передо мной стоит враль. Но он сказал, что его мать родом из Литвы и назвала его редким для русского уха именем.

— Я приду с мужем, — ответила я, глядя в его правильные и просто-таки кинематографические черты лица. Но его это не смутило.

— Приходите вдвоем, я буду рад, — просто ответил Никас. — У меня уже очень много картин, и, может быть, вы мне когда-нибудь попозируете.

Тогда мы не сумели прийти. Но спустя короткое время мы столкнулись в Манеже, куда я пришла с Алексеем. И когда ко мне направился улыбающийся Никас, то я, честно глядя в глаза Алексею, сказала:

— Познакомьтесь: это художник Никас, а это мой муж.

В тот же вечер мы оказались у Никаса в его маленькой тесной квартирке на Малой Грузинской. Он действительно оказался художником. Картины там были повсюду: на постели, вдоль стен, на стенах, над дверью. Но самое поразительное, что на двери в этот художественный мир висели маленькие любительские снимки Никаса со многими знаменитостями — и советскими, и европейскими, — от Олега Янковского до Софи Лорен.

Тогда это показалось нам странным. В том мире, в котором мы жили, не было принято так фотографироваться. Кстати, до сих пор жалею, что у меня нет фотографии гениального Святослава Рихтера, который часто приходил к нам в училище и играл концерты «для своих». Никому из нас не приходило в голову фотографировать звезд первейшей величины, с которыми мы иногда встречались.

Никас, пожалуй, был первым, кто предвидел время торжества тусовки, когда фотографические, так сказать, документальные свидетельства успешности станут самостоятельной ценностью. Он предвидел и приход журналов типа «ОК», «Hello» и им подобных, заполненных такими же фотографиями, которыми была увешана дверь в его крошечной квартире тридцать лет назад. Он предвосхитил приход в страну его величества «пиара».