Читаем Роман с Постскриптумом полностью

— Everything’s all right, everything’s all right[9], — мелодично пропела она, направляясь к нам навстречу.

— Куда бежать? Какой, на фиг, ол райт? Это же землетрясение!!! — В недоумении и ужасе мы глядели на нее.

Сердце отчаянно колотилось, хлопали двери, в коридор выскакивали заспанные перепуганные люди. И вот уже две молодые японки — служащие гостиницы — пытаются успокоить всех нас, повторяя без устали: «Все в порядке. Это нормально. Это не сильно. Ничего не случится. Не бойтесь. Сейчас все успокоится». И говорили они это такими спокойными голосами, как психотерапевты во время сеансов. Улыбались своими неизменно любезными улыбками и, возможно, вызвали бы ненависть к себе, если бы вдруг внезапно все действительно не закончилось.

В успокоенной, неподвижной тишине, люди замедляли свое бессмысленное, дерганое движение, прислушивались к тому, что происходит вокруг, переглядывались. И еще несколько секунд слышалось тихое японо-английское: «Все в порядке. Все позади. Все в порядке…»

А еще спустя какое-то мгновение заговорили все вокруг. Люди обменивались впечатлениями, переживаниями, временами раздавался всеобщий хохот от вида друг друга. Чувствовался хеппи-энд. И еще не до конца веря, что все закончилось и не повторится, народ разошелся по комнатам привести себя в порядок.

Алексей, обмотанный полотенцем, с мокрыми волосами, возбужденно рассказывал мне, как из-за разницы во времени ему не спалось. Было жарко и уже начинало светать. Он решил принять душ.

— И ты представляешь, я стою прямо, а из закрепленной лейки душа вода вдруг пошла косо — мимо меня! Я только сообразил, что к чему, как тут ты кричишь. Теперь понятно, почему у них лампы на тумбочках привинчены. Я хотел подвинуть лампу к себе поближе, чтобы почитать ночью, — пояснил он, — смотрю, а она закреплена. Ни туда и ни сюда. Это чтобы во время землетрясения на голову не свалилась.

— Боже мой, сколько страху! Неужели это и вправду длилось меньше минуты? — поразилась я.

— Да, они сказали, что это был короткий толчок, пятьдесят пять секунд, — ответил мне муж.

— Пойдем вниз — узнаем.

Мы оделись и спустились в холл. Несмотря на ранний час, там было достаточно народу. Пахло чаем, цветами и еще чем-то очень нежным и чистым. Официанты проворно накрывали столы к завтраку. И откуда они только взялись в такое время и в таком количестве? Нам есть не хотелось, и мы вышли в сад при гостинице.

В предрассветном солнце все казалось волшебным. Пруд с красным мостиком посередине. Кувшинки — уже раскрывшиеся. Лотосы. Цветы. Журчание ручьев, стекающих в пруд. И мерное постукивание деревянного ковша: когда вода до краев его заполняла, он переворачивался, вся вода выливалась, и опять, как метроном, — кап-кап-бум.

Среди этой терапевтической красоты было трудно поверить, что еще меньше часа назад все это могло бы исчезнуть навсегда, навеки. Землетрясение, которое мы пережили впервые, было темой всего дня. И поэтому когда после завтрака за нами приехала Ерико-сан, наша сопровождающая, говорящая по-русски с трогательным японским акцентом, то первым вопросом, конечно же, было: «Куда бежать, если ОНО еще раз повторится?»

— Японцы, — ответила Ерико-сан, мягко улыбаясь, — никогда не бегут во время землетрясения. Они приседают там, где находятся, и ждут своей судьбы. Лучше всего спрятаться под стол, — усмотрев в моих глазах сомнение, добавила Ерико. — Это чтобы падающие предметы не придавили.

— И часто у вас так бывает? — спросил Алеша.

В Киото меня, как студентку Института Икэнобо, встречали с церемониями. Курс обучения там 10 лет

Мой экзаменатор в институте (сенсей) приняла у меня цветочную композицию

— О да, часто. Может, сегодня опять будет. Но не сильно. Как утром. Самое сильное землетрясение, то, которое почти все Токио разрушило, было в 1923 году. Следующее такое же сильное должно быть через сто лет. Но его еще не было. Мы ждем.

— И что, у вас при всем при этом не предупреждают, когда будет очередное землетрясение?! — не унимались мы.

— Ну как же, предупредили. Через сто лет будет новое, с цунами.

— Но его же не было еще? Так?

— Так, так, — спокойно отвечала Ерико. — Будет. — В ее голосе звучала пугающая меня уверенность.

— А когда будет? Может быть, сегодня или завтра? Может быть, и когда мы еще здесь будем?

— Да, может быть.

— Ну они хоть предупредят людей? Цунами там, и все такое…

— Они уже предупредили — раз в сто лет… — опять объяснила мне Ерико.

— И что надо делать, Ерико-сан? — глядя ей прямо в глаза, пыталась я получить хоть какие-то советы или вообще — услышать хоть что-либо успокаивающее.

— Нина-сан, — пропела мне в ответ Ерико. — Ничего не надо делать. Это все быстро… Никуда не надо бежать. Может быть хуже. Японец сидит, и ждет судьбу, и молится.

Я почувствовала себя обманутой. Как же так? Ведь все так прекрасно начиналось…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии