Роковые камни Аркаима

– Кто сказал? – На Любаву словно ушат ледяной воды вылили. – Где она? Где ты ее видела?

– Она там, – Аксинья, видимо, хотела улыбнуться, но лицо после ударов напоминало один сплошной и опухший синяк, – там, где я только что была. Она мне сказала, что ты теперь притворяешься ею, но это все закончится плохо и тебе надо признаться…

– В чем? – Любава вздрогнула. – Кому признаться? Где ты видела Цыбу? Она вернется назад?

– Богдана зарубил мой отец, – прошептала Аксинья, – он знал, что у нас с ним была любовь и мы собирались пожениться.

– Что? – Любава почувствовала укол ревности, значит, пока она ему готовила, стирала его белье, убирала у него в хижине, кузнец в это время крутил любовь с Аксиньей.

– Он опасен, Цыба предупреждает… – Аксинья не договорила фразу до конца, глубоко вздохнула и затихла.

– Аксинья! Аксинья! – Любава трясла ее за плечо, но девушка больше не произнесла ни слова, она умерла.

Любава вышла из землянки:

– Все, она умерла, несите ее на гору Прощения да обложите поминальными камнями, пока не сойдет снег, придать тело земле не получится.

Любава без оглядки вышла со двора, у нее в ушах так и звучали слова Аксиньи: «Тебе надо признаться, потому что потом будет еще хуже». Но разве Цыба не хотела именно этого? Чтобы Любава заменила ее и стала знахаркой в племени, чтобы отказалась от своей жизни и служила племени? Разве не этого она хотела?

Любава поспешила к Егору Змееборцу, мужчину она нашла на скотном дворе, он забивал козу.

– Богдана убил отец Аксиньи, он и свою дочь убил, он очень опасен, тронулся рассудком, его надо найти как можно быстрее.

– Но откуда ты это знаешь? – растерялся Егор, он отбросил бездыханное тело козы в сторону и подошел к Любаве. Она чуть не проговорилась, что Цыба предупредила, да вовремя остановилась.

– Я знахарка, я знаю, о чем говорю, или ты сомневаешься в моих словах?

– Нет, нет, что ты, – здоровенный мужик побледнел, – я не хотел обидеть тебя сомнениями, я сейчас соберу Харитона, Миколу, и мы отправимся на поиски отца Аксиньи. И раз он так опасен, придется его убить, верно?

Любава в ответ лишь пожала плечами, она уже устала решать чью-то судьбу.

– Не знаю. Поступай, как считаешь правильным.

Дальше ей надо было заглянуть к жене пасечника Николая, это именно она должна была родить со дня на день. Любава шла от хижины к хижине, и все племя выходило ей навстречу, она видела, как люди смотрели на нее, кто с ужасом, кто со страхом, кто с надеждой, но никто, никто ей не улыбнулся. «И так теперь будет всегда», – билось в висках у Любавы, вечное одиночество, чужие боль и страдания, и так до самого конца. Она обманула всех, сохранила свою жизнь, но плата оказалась слишком высокой.

А еще сильнее ее напугали последние слова подруги о Цыбе. Аксинья сказала ей, что знахарка была здесь и все рассказала. Здесь – это где? В племени? В ее предсмертном бреду? Или, быть может, Аксинья сама как-то поняла, что Любава вернулась и изображает Цыбу?

Любаве было жутко, хотелось все бросить и бежать, бежать куда глаза глядят, но она медленно, сильно горбясь, шла вперед. Словно хотела отыграть свою роль до самого страшного, но неизбежного финала.

Николая дома она уже не застала. Вместе с Харитоном, Егором Змееборцем и другими мужчинами они ушли искать отца Аксиньи, пока он не натворил новых бед. Его жена, большая, рыхлая женщина, была уже беременна седьмой раз, и до этого у нее роды всегда принимала бабка-повитуха. В этот раз она тоже была на месте, но что-то пошло не так, время шло, а ребенок так и не появлялся.

– Что у вас здесь? – Любава зашла в баню, стоявшую во дворе. В их племени рожали всегда в чистом месте, а чище бани ничего и придумать было невозможно.

– Она не может родить ребенка, – повитуха почтительно отошла от жены Николая, которая лежала на лавке и морщилась от боли. – Ребенок застрял где-то наполовину, без тебя, Цыба, мне не справиться.

Любава подошла к женщине и тотчас отвела глаза в строну. Роженица лежала на спине, в бане стоял тяжелый запах, и Любава не представляла, что она может сделать для несчастной.

– Я не могу ей помочь, – Любава развела руки в стороны, – сделайте что-нибудь сами.

– Но, Цыба… – повитуха смотрела на нее с ужасом, – она же умрет.

– Хорошо, оставьте нас, я попробую что-нибудь сделать. – Любава чувствовала чудовищное давление, все от нее чего-то ждали, а она ничего не могла, потому что просто не умела.

Повитуха вышла из бани, а Любава просто села у изголовья роженицы и уставилась в стену. А что ей еще оставалось делать, она просто тянула время. Жена Николая сначала громко кричала, затем стонала и наконец затихла.

– Еще одна смерть за сегодня, – пробормотала Любава, она понимала, что, если в ближайшее время она никого «не спасет», ее саму принесут в жертву.

Любава поднялась, сгорбилась и вышла во двор, там, к ее удивлению, уже собралась целая толпа.