– Иван Васильев этого не делал, – раздраженно ответил Сергей, – вчера вечером его увезли на «Скорой» с приступом панкреатита, допился до чертиков. Его жена уехала вместе с ним, он сейчас в палате, Екатерина уже дома. Найдется человек двадцать свидетелей, которые подтвердят, что Иван в эту ночь лежал под капельницами.
У Лизы вытянулось лицо:
– Я вам не верю, больше ни у кого не было мотива, – она растерялась, – а вы уверены, что он действительно попал в больницу?
– Да я только что его видел своими глазами и разговаривал с лечащим врачом. Будьте на связи, когда мне понадобитесь.
– Хорошо, – Лиза чувствовала себя абсолютно потерянной, – Васильев ночью был в больнице, он не мог поджечь мою квартиру. – Она посмотрела на следователя.
– О чем я вам и говорил! Вы где планируете жить?
– Вы о чем? – растерялась Лиза. – Ах, да… я пока не думала об этом.
– Родители? Друзья? Коллеги? Я должен знать ваш адрес, чтобы в случае необходимости сразу вас найти.
– Родители давно умерли, у мужа, – она сморщилась при упоминании о Владимире, – у мужа есть мать, она живет недалеко, но я к ней не поеду. Друзей у меня больше нет, мы всю жизнь дружили с Васильевыми, ну, а о коллегах разговор, я думаю, вообще не идет.
– Так и где мне вас искать?
Лиза молчала, а ведь действительно, где ей теперь жить? Все так быстро меняется, она просто не успевает реагировать.
– Ну, скорее всего, я буду жить на съемной квартире у мужа. – Елизавете пришло в голову единственно возможное сейчас решение проблемы. – Он оплатил ее на несколько месяцев вперед, а где потом, я не знаю.
– Что будет потом, никто не знает, – буркнул следователь, – выходите из машины, мне пора.
Когда автомобиль уехал, предварительно обдав Лизу волной грязи из-под колес, она снова осталась одна на улице. И как вчера, она опять стояла у подъезда, правда, на этот раз идти ей было некуда. Окончательно замерзнув, Лиза засунула руки в карманы и пошла к своей машине, надо ехать на квартиру к мужу, потому что больше крыши над головой ей не найти.
Лиза открыла дверцу у автомобиля и обернулась, в последний раз взглянуть на то, что осталось от ее дома. Она заметила, что в окне выгоревшей детской появился какой-то силуэт, пригляделась, это была молодая женщина, по лицу которой текла кровь. Лиза вздрогнула и зажмурилась, а когда открыла глаза, видение исчезло.
– Завтра же пойду к Цыбе, – решила Лиза, садясь за руль.
Любава стояла над телом подруги и пыталась как-то взять себя в руки, она думала, что бы сейчас сказала или сделала Цыба, окажись знахарка на ее месте.
– Дайте мне на нее посмотреть. – И хотя Любаве сейчас больше всего на свете хотелось убежать со двора, она понимала, что Цыба поступила бы иначе. Бабка убедилась бы в том, что девушка мертва и помочь ей уже нельзя.
Все молча расступились перед Любавой, и она присела на корточки перед завернутой в тряпки Аксиньей, руки у нее дрожали. Стояла гнетущая тишина, во двор вышли и братья девушки, да и ее мать, кажется, сейчас даже перестала дышать.
Любава развернула тряпки, стараясь не фокусироваться на изуродованном лице подруги, дотронулась до ее шеи, нащупала вену и замерла.
– Она живая, – крикнула Любава, – я чувствую пульс! Несите ее в хижину, да побыстрее!
Люди рядом засуетились, братья подхватили Аксинью и понесли ее в землянку, их мать в слезах шла за ними следом.
– А теперь все выйдите вон! – Любава выгнала семью на улицу и осталась наедине с подругой. Аксинья едва дышала, она была без сознания, пульс едва прощупывался на шее несчастной.
Любава сидела рядом с подругой и не могла придумать, что ей делать дальше, ведь она не знахарка, не колдунья и ничего не умеет. Можно было бы заварить травы, но какие травы весной, когда еще половина земли скрыта под снегом, а запасы прошлого года уже закончились, потому что в этом году все племя очень сильно и долго болело. Любава осторожно дотронулась до руки Аксиньи, девушка вся была в синяках, видимо, отец избил ее поленом или чем-то подобным, тяжелым. Любава вспомнила, что у нее дома еще осталась часть мази, той самой, на лечебных травах, которые ей отдала Цыба в степи, но снадобья было совсем немного, и если она сейчас отдаст его Аксинье, ей самой ничего не останется.
Любаве предстоял серьезный выбор – попытаться спасти подругу и тем самым рисковать своим здоровьем, потому что лицо и руки до сих пор окончательно не зажили, и, лишись она лекарства, может начаться загноение. А с другой стороны, если даже не попробовать спасти Аксинью, то ее участь будет решена, девушка недотянет и до вечера.
Такой выбор легко делать, если он не касается человека лично, все мы герои, пока ситуация не коснулась нас самих. Пока Любава размышляла, как же ей поступить, Аксинья приоткрыла глаза.
– Любава? – прошептала она едва слышно. – Я умираю?
Любава вздрогнула и перевела взгляд на подругу, Аксинья пыталась ей еще что-то сказать, но говорила очень тихо, и Любаве пришлось наклониться к ее лицу.
– Я знаю, что ты не Цыба, мне сейчас знахарка про это сказала.