Чтобы увеличить выручку в ленивые воскресные вечера, в «Текиле-пересмешнике» организовали вечер караоке с песнями Джимми Баффета и из фильма «Ки-Ларго», а в довершение устроили бургерфест: спел – получи бутерброд со всевозможными начинками. Когда мы с Патриком входим, то тонем в гуле и свете. Бар украшают гирлянды в форме пальм, с потолка свисает попугай, вырезанный из гофрированной бумаги, а сильно накрашенная девушка в чересчур короткой юбке завывает «Ветер под моими крыльями». Стейвесант, завидев нас, улыбается:
– Вы никогда не заглядывали сюда по воскресеньям.
Патрик смотрит на бедолагу официантку, которая дрожит в бикини от холода, пока сервирует стол.
– И сейчас мы понимаем почему.
Стейвесант кладет перед нами две салфетки.
– Первая «Маргарита» за счет заведения, – предлагает он.
– Спасибо, но нам нужно что-то менее…
– Праздничное, – заканчиваю я.
Стейвесант пожимает плечами:
– Как пожелаете. Выбирайте.
Он отворачивается, чтобы приготовить коктейли и бутерброды. Я чувствую на себе взгляд Патрика. Он готов к разговору, а я нет. Пока не готова. Как только слова повиснут в воздухе – обратной дороги не будет.
Я смотрю на певицу, которая держит микрофон, как волшебную палочку. У нее абсолютно нет голоса, но она все равно здесь, горланит, фальшивя на каждой ноте, выдавая свою интерпретацию песни, которая и в оригинале звучит дерьмово.
– Что заставляет людей вытворять подобные вещи? – рассеянно спрашиваю я.
– Что вообще заставляет людей поступать так, как они поступают? – Патрик поднимает свой бокал и делает глоток. Когда девушка спускается с импровизированной сцены, раздаются редкие аплодисменты – вероятно, в благодарность за то, что она перестала петь. – Слышал, что караоке считается способом самопознания. Как йога, понимаешь? Человек поднимается на сцену, собирается с духом, чтобы сделать то, на что, как ему казалось, никогда не решится, а когда все позади – становится лучше благодаря своей смелости.
– Да уж, а остальным присутствующим нужно принять экседрин. Когда-нибудь я смогу пройтись по горячим углям. Ах да, я уже по ним прошлась! – К моему стыду, на глаза наворачиваются слезы, и, чтобы никто их не заметил, я делаю большой глоток виски. – Знаешь, когда я разговаривала с ним, он посоветовал мне подумать о прощении. Только представь, Патрик, он решился сказать это мне! Мне!
– Он все отрицал, – негромко отвечает Патрик. – Смотрел на меня так, будто понятия не имеет, о чем я говорю. Особенно когда я сказал о белье, о засохшей сперме – он был шокирован.
– Патрик, – я смотрю ему прямо в глаза, – а мне что делать?
– Если Натаниэль даст показания…
– Нет.
– Нина…
Я качаю головой:
– Я не стану так поступать со своим сыном.
– В таком случае подождем, пока он окрепнет.
– Он никогда не будет к этому готов. Мне дождаться, пока памяти удастся стереть воспоминания об этом… а потом усадить его за свидетельскую трибуну и опять все оживить? Скажи, разве это в интересах Натаниэля?
Секунду Патрик молчит. Он знает систему не хуже меня и понимает, что я права.
– Может быть, если результаты спермы совпадут, адвокат священника сможет уговорить его на компромисс.
– Компромисс… – повторяю я. – Детство Натаниэля обмениваем на компромисс.
Ни слова не говоря, Патрик берет бокал с виски и протягивает мне. Я делаю осторожный глоток. Затем еще один, уже больше, хотя в горле все горит.
– Это… ужасно, – хриплю я, откашливаясь.
– Зачем же тогда заказала?
– Потому что ты всегда заказываешь виски. А сегодня я сама не своя.
Патрик усмехается.
– Может, тебе стоит выпить, как обычно, белого вина, а потом пойдешь и споешь нам.
Словно по его сигналу, помощница человека, сидящего за караоке, подходит к нам с папкой-скоросшивателем. Обесцвеченные волосы падают ей на лицо, под мини-юбкой пестрые колготки.
– Дорогуши, – обращается она к нам, – не хотите спеть дуэтом?
Патрик качает головой:
– Не думаю.
– Да бросьте! Есть несколько прелестных песен для такой пары, как вы. «Летние ночи», помните, из «Бриолина»? А как насчет той, которую исполняют Аарон Невилль и Линда Ронстадт?
Меня здесь нет, это происходит не со мной. Эта женщина не уговаривает меня спеть в караоке, когда я пришла обсудить, как засадить за решетку насильника своего сына.
– Уходите, – отвечаю я.
Она смотрит на мой нетронутый бутерброд.
– Может, вы хоть у него научитесь правилам хорошего тона, – говорит она и отправляется назад к сцене.
Я чувствую на себе тяжелый взгляд Патрика.
– Что? – спрашиваю я.
– Ничего.
– Нет, ты явно что-то хочешь сказать.
Он делает глубокий вдох-выдох.
– Возможно, ты никогда не простишь Шишинского, Нина, но ты не сможешь это пережить… не сможешь помочь Натаниэлю жить дальше… пока не перестанешь его проклинать.
Я допиваю свой виски.
– Я буду проклинать его до самой его смерти.
Повисшее между нами молчание заполняет голос новой исполнительницы. Тучная женщина с волосами, доходящими до задницы, начинает раскачивать крутыми бедрами, едва звучит вступление следующей песни на караоке.
Это занимает всего минуту…
Чтобы жизнь прошла перед глазами…
– Что она здесь делает? – бормочу я.
– О да… она на самом деле хороша.