В этом крошечном зале заседаний после двух часов убийственного процесса я чувствую буйную радость. И в этот момент совершенно неважно, что мы с Калебом утратили. Намного важнее эта радостная новость, она нас объединяет. Я заключаю мужа в объятия.
Который в ответ не спешит меня обнимать.
Мои щеки заливает краска стыда. Когда я, сохраняя остатки достоинства, поднимаю глаза, Калеб пристально смотрит на отвернувшегося Патрика.
– Что ж, – говорит Патрик, не глядя на меня, – я так и думал, что ты захочешь об этом узнать.
Приставы – это пожарные гидранты в человеческом обличье: они находятся в зале суда на случай непредвиденных ситуаций, но в остальных случаях сливаются с пейзажем и редко когда используются по назначению. Как и большинство моих знакомых приставов, Бобби Иануччи достаточно крепок и не слишком умен. И, как и большинство приставов, Бобби понимает, что в пищевой цепочке в зале суда они находятся ниже адвокатов – что объясняет его искреннюю робость при виде Квентина Брауна.
– Кто находился в зале суда, когда вы привели отца Шишинского из камеры предварительного заключения? – спрашивает прокурор через несколько минут после начала дачи свидетельских показаний.
Бобби приходится задуматься, и эта работа мысли отражается на его одутловатом лице.
– Ну… судья, да. За столом. Еще секретарь, стенографистка, адвокат убитого, имени его не помню. И окружной прокурор из Портленда.
– Где сидели мистер и миссис Фрост? – спрашивает Квентин.
– В первом ряду, рядом с детективом Дюшармом.
– Что произошло дальше?
Бобби расправляет плечи:
– Мы с Роаноком, вторым приставом, провели святого отца к его адвокату. Потом, понимаете, я отступил назад, потому что священник должен был сесть, поэтому я встал у него за спиной. – Он делает глубокий вдох. – А потом…
– Да, мистер Иануччи…
– Не знаю, откуда она взялась. Не знаю, как она это сделала. Но дальше раздались выстрелы, и всюду кровь. Отец Шишинский падает со своего стула.
– Что произошло после?
– Я схватил ее. И Роанок тоже, и еще парочка других приставов, дежуривших в глубине зала. И детектив Дюшарм. Она бросила пистолет, я схватил его, а затем детектив Дюшарм рывком поставил ее на ноги и в наручниках оттащил в камеру.
– Вас ранило, мистер Иануччи?
Бобби качает головой, погрузившись в воспоминания:
– Нет. Но если бы я стоял сантиметров на десять правее, она могла бы в меня попасть.
– Значит, можно сказать, что подсудимая очень тщательно прицеливалась, когда наставляла пистолет на отца Шишинского?
Рядом вскакивает Фишер:
– Протестую!
– Протест принят, – решает судья О’Нил.
Прокурор пожимает плечами:
– Вопрос снят. Свидетель ваш.
Когда прокурор возвращается на место, Фишер направляется к приставу:
– Вы общались с Ниной Фрост утром перед стрельбой?
– Нет.
– На самом деле вы были заняты своей работой: поддерживали порядок в зале суда, выводили заключенных – следовательно, вам не было необходимости следить за Ниной Фрост, не так ли?
– Верно.
– Вы видели, как она достала пистолет?
– Нет.
– Вы сказали, на нее набросились сразу несколько приставов. Вам пришлось отбирать у миссис Фрост оружие?
– Нет.
– Она сопротивлялась, когда вы пытались ее обезвредить?
– Она пыталась осмотреться. Постоянно спрашивала, умер ли он.
Фишер только передергивает плечами:
– Но она не пыталась вырваться? Она не пыталась вас ударить?
– Нет конечно.
Фишер позволяет этому ответу повиснуть в воздухе.
– Мистер Иануччи, вы же были до этого знакомы с миссис Фрост?
– Конечно.
– Какие между вами были отношения?
Бобби смотрит на меня, потом отводит глаза.
– Ну, она помощник прокурора. Она постоянно приходит в суд. – После паузы он добавляет: – Она одна из самых приятных обвинителей.
– Вы когда-нибудь раньше замечали жестокость с ее стороны?
– Нет.
– Если откровенно, в то утро она совершенно не была похожа на ту Нину Фрост, которую вы знали, верно?
– Знаете, она выглядела точно так же.
– Но ее поступки, мистер Иануччи… Вы когда-нибудь видели раньше, чтобы миссис Фрост так себя вела?
Пристав качает головой:
– Я никогда не видел, чтобы она стреляла в людей, если вы об этом.
– Об этом, – отвечает Фишер, присаживаясь. – Больше вопросов не имею.
В тот день, когда в суде объявлен перерыв до завтра, я еду не прямо домой. Рискуя не уложиться в четверть часа, которая осталась до реактивации моего электронного браслета, я еду в церковь Святой Анны, где все начиналось.
Неф открыт для посещений, однако не думаю, что им удалось найти нового капеллана. Внутри темно. Каблуки цокают по кафелю, возвещая о моем присутствии.
Справа от меня стоит стол с белыми, расположенными ярусами свечками. Я зажигаю одну за упокой души Глена Шишинского. Вторую – за Артура Гвинна.
Потом опускаюсь на скамью и дальше на подушечку для преклонения коленей.
– Богородица Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с Тобою! – шепотом молюсь я женщине, которая тоже защищала своего сына.