Он пожимает плечами:
– У меня четыре ведущих колеса. Все будет в порядке.
Я верчу бокал, фальшивое шампанское образует водоворот.
– Пожалуйста… – единственное, что произношу я. И раньше было невмоготу, а сейчас, после прихода Патрика, после того, как его голос наполнил гостиную, а его тело развалилось рядом с моим на диване, кажется, что, когда он уйдет, станет совсем пусто.
– Завтра уже наступило. – Патрик указывает на часы: четверть первого ночи. – Веселого Рождества! – Он кладет один из пакетов мне на колени.
– Но у меня для тебя ничего нет.
Я не озвучиваю свои мысли: за все годы после возвращения Патрика в Биддефорд он ни разу не подарил мне рождественский подарок. Он приносит подарки для Натаниэля, но между нами заключено негласное соглашение – большее будет расценено как балансирование на грани пристойности.
– Открывай.
В первом пакете – детская палатка. Во втором – фонарик и новая игра «Улика». Губы Патрика расплываются в улыбке:
– У тебя появляется шанс победить меня. Если сможешь, конечно.
Я обрадованно улыбаюсь в ответ:
– Ну, держись, я выиграю!
Мы достаем палатку из чехла и ставим ее прямо перед елкой. И хотя там едва хватает места для двоих, заползаем внутрь.
– Похоже, палатки стали шить меньше.
– Нет, это мы выросли. – Патрик расстилает игровое поле между наших скрещенных ног. – Уступаю тебе первый ход.
– Как благородно! – отвечаю я, и мы начинаем игру.
С каждым броском кубика время поворачивает вспять, и вот уже нетрудно представить, что снег на улице – поле сражения времен королевы Анны, что турнир ведется не на жизнь, а на смерть, что мир сузился только до нас с Патриком и лагеря, разбитого на заднем дворе. Мы толкаемся коленями, наш смех заполняет виниловую пирамиду. Мерцающие огоньки гирлянды на рождественской елке кажутся светлячками, а огонь в камине за нашими спинами – настоящим костром. Патрик возвращает меня в детство, а это лучший подарок, который я когда-либо получала.
Кстати, он выигрывает. Преступница – мисс Скарлетт, в библиотеке, с гаечным ключом.
– Требую переиграть! – заявляю я.
Патрику нужно отдышаться, он живот надорвал от смеха.
– Сколько лет ты училась в колледже?
– Заткнись, Патрик, и начинай сначала!
– Ни за что. Пока я в лидерах, выйду из игры. Какая это по счету, трехсотая?
Я хочу забрать его фишку, но он не дает мне до нее дотянуться.
– Ты такая заноза в заднице, – жалуюсь я.
– А ты опять проиграла.
Он еще выше поднимает руку. Я пытаюсь до нее дотянуться, сбиваю игровое поле и переворачиваю палатку. Мы заваливаемся на бок, тесно прижавшись друг к другу, запутавшись руками и ногами.
– В следующий раз, когда буду покупать тебе палатку, – улыбается Патрик, – возьму размером побольше.
Моя рука опускается ему на щеку, и он замирает. Потом с вызовом смотрит на меня бледно-голубыми глазами.
– Патрик, – шепчу я. – Веселого Рождества. – И целую его.
Он почти мгновенно отстраняется от меня. Я не могу смотреть ему в глаза. Поверить не могу, что поцеловала его. Но потом он приподнимает мой подбородок и целует в ответ, как будто изливает на меня свою душу. Мы ударяемся зубами и носами, царапаемся и не можем оторваться друг от друга. На языке глухонемых жест для слова «друзья» – сцепленные два раза поочередно указательные пальцы.
Каким-то образом нам удается выпасть из палатки. Мою правую щеку обдает жаром, пальцы Патрика запутались у меня в волосах. Я знаю, это плохо, это плохо, но во мне есть место для него. Я чувствую, как будто он был первым, раньше всех остальных. И я уже не в первый раз думаю, что то, что противоречит морали, не всегда плохо.
Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на него:
– Почему ты развелся?
– А ты как думаешь? – мягко спрашивает он.
Я расстегиваю свою блузу, но потом, залившись краской, запахиваю ее снова. Патрик накрывает мои руки ладонью, стаскивает с них прозрачные рукава. Затем снимает свою рубашку, и я нежно прикасаюсь к его груди, исследую рельефные мышцы, которые не принадлежат Калебу.
– Не думай о нем, – умоляет Патрик, потому что он всегда умел читать мои мысли.
Я целую его соски, опускаюсь ниже по стрелке темных волос, исчезающих в брюках. Мои руки возятся с ремнем, пока в руках не оказывается его плоть. Я опускаюсь ниже и беру ее в рот.
В то же мгновение он дергает меня за волосы, и я падаю ему на грудь. Его сердце бешено, призывно колотится.
– Прости, – выдыхает он мне в плечо. – Слишком много. Слишком много тебя.
Минуту спустя он смакует мое тело. Я стараюсь не думать о дряблом животе, растяжках, других недостатках. С мужем не нужно волноваться о таких вещах.
– Я не… Ты понимаешь.
– Ты что «не»?
Его слова – дыхание между моих ног.
– Патрик!
Я тяну его за волосы, но его палец скользит внутрь, и я сдаюсь. Он ложится на меня, крепко прижимается, осторожно входит. Мы двигаемся так, как будто занимались этим всегда. Потом Патрик отстраняется и кончает между нашими телами.
Сперма связывает нас, кожу с кожей – липкая вина.
– Я не смог…
– Знаю. – Я касаюсь пальцами его губ.
– Нина… – Он закрывает глаза. – Я люблю тебя.
– Я знаю.