– Я справедливо подумала, что ты не останешься в доме отца, после того как он приведёт туда свою мамзель, и захочешь уехать от них подальше! – прошептала она, трепетно касаясь губами его щеки. – И, как видишь, не прогадала… Господи, Миша, любимый мой, как я по тебе соскучилась!
Вообще-то, конечно, это было немного кощунственно – в конце концов, он потерял мать, которую всей душой любил, и ему полагалось как минимум следующие сорок дней провести в скорби и трауре, но в голове был полнейший сумбур, в связи с событиями последних дней. Ах да, и не забудем про длительное воздержание: к счастью или к сожалению, но Мишель был слишком брезглив, чтобы пользовать солдатских женщин, часто заглядывающих к ним в лагерь по вечерам как раз с этими целями – терпеть не мог эту общность и разнузданность, так уж его воспитали. Но, тем не менее, насущные мужские потребности дали о себе знать, и он забылся.
Опомнился лишь глубокой ночью, когда стрелки часов уже сошлись на двенадцати, а Ксения мирно заснула на его груди, чему-то улыбаясь во сне. Она была прекрасна, и Мишель некоторое время просто любовался ею, слушая тиканье часов в коридоре. Потом понял – надо ехать, он же собирался вернуться в имение сегодня, быть может, сейчас как раз самое время? Отец наверняка останется у этой своей учительницы, вряд ли посмеет привести её в дом покойной жены. Хотя у него совести хватит и на такое, но Мишель отчего-то не сомневался – побоится. Он со своей стороны показал, на что способен, так что вряд ли батюшка осмелится. На глазах у своей пассии рисковать авторитетом Иван Кириллович точно не станет – дешевле обойдётся остаться на ночь у неё, раз ему так не терпится. Заодно и вылечит его раны, подумал Мишель с усмешкой.
Он тихо встал с постели, стараясь не разбудить Ксению, затем оделся и, поцеловав её в щёку, бесшумно покинул квартиру. Нужно будет вернуться до её пробуждения, чтобы не объяснять лишний раз, куда он отлучался посреди ночи. Ему не хотелось, чтобы Ксения знала. Чтобы хоть кто-то знал…
Ввиду грядущих событий такие знания могли стать опасными, Мишель это прекрасно понимал. И также понимал он, что Гордеев не знал о письме, которое Юлия Николаевна послала сыну. Если б знал – не вёл бы себя так нагло, поостерёгся бы.
А что, если он ни при чём? – спрашивал себя Мишель по дороге в имение. В своём прощальном письме матушка просила не судить его строго и обязательно отыскать некоего Рихтера, который знает правду. Значит, Юлия Николаевна хотела, чтобы её сын эту правду узнал. А значит, за этой правдой никак не мог стоять Иван Кириллович. Как мать она знала Мишеля лучше других, она не могла не догадаться, как он к этому отнесётся! И, если Юлия Николаевна так любила своего непутёвого мужа, в её же интересах было сохранить это в тайне в первую очередь от Мишеля, с его-то пылким нравом.
«Я и так чуть было не убил его сегодня», – подумал он. И вновь пришёл к выводу, что в этом деле не так всё просто, как кажется на первый взгляд.
И ещё вернее он убедился в этом, когда увидел горящий в гостиной свет. В усадьбе его ждали, и Мишель догадывался, кто именно.
– Доброй ночи, ваше благородие, – улыбнулся ему Фёдор, одетый по-прежнему в ливрею, с серебряным подсвечником в руке вышедший встречать молодого хозяина на террасу. Он не был удивлён столь поздним визитом, да и Мишель не слишком-то удивился, заметив дворецкого на ступенях. Старик, похоже, не собирался спать, несмотря на глубокую ночь за окном.
– Доброй, – отозвался Мишель, спрыгивая с подножки кареты. – Я погляжу, тебе не спится, Фёдор Юрьевич?
– Вас дожидался, – не стал спорить Фёдор.
– А я, кажется, не говорил тебе, что вернусь, – с улыбкой сказал он, и дворецкий тоже с пониманием улыбнулся ему в ответ. – Где этот… где отец? – в последний момент поправился Волконский, сдержав грубость. Фёдор неопределённо махнул в сторону реки, подтвердив предположения Мишеля. Что ж, к лучшему.
Распорядившись напоить лошадей и подготовить их к обратной дороге, Мишель последовал за дворецким в дом, где горел яркий жёлтый свет электрических ламп. Это покойный князь Михаил Николаевич, брат матери, в честь которого назвали Мишеля, провёл электричество в имение. До него обходились свечами, по старинке, а прабабушка князя Николая Волконского сломала себе шею, спускаясь по ступеням в сумерках, и выпавшая из её рук свеча едва не сожгла весь особняк… С тех пор много воды утекло, и дом был полностью электрифицирован, но Мишелю он всё равно казался бесконечно мрачным. Не любил он это место, несмотря на воспоминания о детстве, проведённом здесь. Счастливом детстве, надо сказать. Ещё до той поры, когда отец начал изменять матери. Ещё когда у них была настоящая крепкая семья.
– Её похоронили на следующий день после того, как Иван Кириллович обнаружил тело, – без всяких вступлений начал Фёдор, решив не спрашивать, зачем молодой князь приехал на ночь глядя и не желает ли он отдохнуть с дороги или выпить вина? Всё и так было очевидно.
– Как это случилось?
– Он сказал, она выпила таблеток…