Роковая ошибка княгини (СИ)

Лошадей они, конечно, взяли, предпочитая рискнуть и обогнать непогоду, прежде чем та доберётся до Большого дома, но тут Сашу ждало ещё одно испытание. Она представить себе не могла, до чего захватывающее это окажется зрелище – Мишель Волконский в седле. Дорожные брюки облегали его длинные крепкие ноги, а под тёмным пиджаком угадывался широкий разворот плеч, и Саша невольно погрузилась в воспоминания, как она той ночью держалась за эти самые плечи, прижимаясь к его груди…

Игнат, тактичностью не блиставший, заметил, с каким очарованием Сашенька смотрит на его хозяина, и с улыбкой спросил:

– Так и будем видом любоваться, барышня?

Застигнутая врасплох, Саша залилась краской и поспешила забраться в седло, благодаря Господа за то, что смятение её заметил один только Игнат, и больше никто.

«А впрочем, он и так давно всё про меня понял. Надо быть просто слепым, чтобы не заметить, я же совершенно не умею скрывать своих чувств!» – с досадой на саму себя думала Сашенька. И всякий раз вздыхала украдкой, а потом смотрела на Волконского и вздыхала снова, и снова, и снова.

И всё равно они не успели. Прогулка верхом оказалась чудесной, тяжёлый воздух перед грозой пах полевыми цветами, но, увы, гроза положила преждевременный конец этой идиллии. Ливень обрушился на них, когда большая часть пути оказалась позади. Большой дом уже виднелся у подножия холма, но знакомые очертания тотчас же исчезли, когда из-за сплошной пелены дождя стало совершенно невозможно что-либо различить.

– Боже, моя шляпка! – пролепетала Сашенька, приподняв левую руку, словно ещё стараясь защититься от дождя, который теперь был повсюду и щедро поливал засохшую землю.

А Мишель, успевший отъехать чуть дальше, обернулся на неё и, заметив её смятение, вдруг рассмеялся совершенно искренне. Конечно, ему-то что переживать? Он вполне в состоянии купить себе с десяток новых шляп и костюмов, а она, между прочим, потратила половину своего жалованья на это милое легкомысленное изделие из фетра с цветочками!

– По-вашему, это смешно?! – с подобием на гнев, спросила Саша, стараясь перекричать шум дождя. Мишель если и услышал её, то предпочёл не отвечать. Подъехав к ней чуть ближе, он остановил своего коня и сказал, махнув рукой в противоположную сторону от усадьбы, к реке:

– Тут старая часовня неподалёку, в ней можно укрыться от дождя. Если поторопимся, минуты через три будем там.

Саша, всё ещё расстроенная из-за шляпки, хмуро посмотрела на Мишеля, искренне надеясь, что её взгляд хоть чем-нибудь напоминает его собственный, вечно недовольный. Тот в очередной раз рассмеялся, негодяй, совершенно не щадя её оскорблённых чувств. И сказал ещё, бессовестный:

– Бог мой, какая ты забавная!

Забавная?! И вот так всегда! Да она старалась изо всех сил, так мечтала завоевать его внимание, а тут это обидное «забавная»! Ксению свою он наверняка забавной не считал! Ах, опять эта глупая ревность, ну почему она никак не проходит? Удручённо нахмурившись, Саша покрепче взялась за поводья и проворчала:

– Показывайте, где тут эта ваша часовня!

Старая, полуразрушенная башня, оставшаяся ещё с допетровских времён, и впрямь обнаружилась возле самой реки, за лесом. Остатки некогда высокого сооружения ныне надёжно прятались в деревьях, заметить их со стороны дороги невозможно, если целенаправленно не искать. Саша никогда прежде не ходила на эту сторону реки, а потому о старой заброшенной церквушке ничего не знала, и ныне оказалась приятно удивлена.

Правда, запустение, царившее вокруг, невольно нагоняло тоску. А ведь люди когда-то жили здесь, строили эту часовню, ходили сюда молиться и, наверное, венчались здесь… ныне всё забыто. Крыша обрушилась в некоторых местах, сквозь огромные дыры в потолке виднелось серое небо, щедро поливающее водой соскучившуюся по дождю землю. И образа на стенах почти неразличимы, но кое-где всё же угадывались, правда, с большим трудом – в часовне было темновато.

– Какое прекрасное, печальное место, – произнесла Саша, заворожено оглядываясь по сторонам. Голос её прозвучал почти беззвучно, она не считала целесообразным разговаривать на повышенных тонах в таком месте, но Мишель её всё равно услышал. Усмехнулся, кивнул и сказал:

– Оба моих дядюшки играли здесь, когда были мальчишками.

– А вы? – заинтересованно спросила Саша, обернувшись.

– А что я? – он обворожительно улыбнулся ей. – Я же не умею веселиться, забыла?

Саша тихонько рассмеялась этой шутке и согласно кивнула, вспомнив, что его величество прежде не баловал своим присутствием загородную усадьбу матушки, и детство его прошло вовсе не здесь. Интересно, а каким он был в детстве? Неужели такой же серьёзный и нелюдимый? Да как вообще можно было вырасти таким колючим, при такой-то добродушной матушке?

Но она любила его и таким.

Собственно, вот. Наконец-то она хотя бы самой себе смогла в этом признаться! Любила. Именно любила, бесконечно любила, теряя голову от одного только его взгляда, от звука его голоса, от его присутствия…