Серёже до смерти не хотелось признаваться матери в том, что Сашеньку он потерял исключительно по своей собственной глупости, но и промолчать он не смог.
– Мама, я виноват перед ней, очень виноват! Я обидел её, но я же не хотел! Я извинился, а она меня не простила! А когда я предложил ей стать моей женой, она велела мне идти прочь! Она прогнала меня, мама! Ах, нет, я не могу так больше, я лучше умру!
– Ну-ну, сынок, тихо-тихо… не нужно поспешных решений. Мы убедим её простить тебя.
– Как?! – в отчаянии вскричал Сергей. – Как, мама?! Она и видеть меня не хочет после вчерашнего! Но я же не хотел, господь свидетель, я не хотел…
Софья Владимировна ещё некоторое время успокаивала сына, гладя его по волосам и тихим голосом убеждая, что всё образуется. А потом, взяв с Сергея обещание не делать никаких глупостей, а прежде дать ей возможность решить проблему, вышла из его комнаты, тихонько притворив за собою дверь. Она не сомневалась, что всё получится. Графиня Авдеева была любящей матерью и души не чаяла в сыне, а раз сын хотел эту девушку, то Софья Владимировна из кожи вон вылезет, но раздобудет её для него! И если нужно, она даже заставит Сашеньку не только простить, но и полюбить Серёжу всем сердцем. Лишь бы только её мальчик был счастлив!
Руководствуясь своим священным материнским долгом, Софья Владимировна направилась в кабинет к супругу, где стоял телефонный аппарат. Продиктовав телефонистке нужный номер, графиня Авдеева стала ждать, прислушиваясь к гудкам. И когда на том конце провода ответили короткое «у аппарата», она улыбнулась, уверенная в своей победе.
– Викентий Иннокентьевич? Добрый день! Это Софья Авдеева, я бы хотела с вами поговорить…
Это было безумие, безумие! Сашенька полночи не спала в предвкушении, ворочаясь в постели, кусая губы и широко раскрытыми глазами глядя в потолок. Зачем, зачем она только согласилась?! Как могла быть такой бесконечно глупой, неужели верила до сих пор, что он может обратить на неё внимание? Неужели надеялась, что сможет преодолеть ту пропасть, что разделяла их и всегда будет разделять?
Или и впрямь преодолела? Потому что когда он приехал за ней в Марьину Рощу, то вёл себя как ни в чём не бывало, и был дружелюбен, как никогда! То есть, это ни в коем случае не означало, что он всю дорогу шутил и веселился – о нет, но Саша считала своей маленькой победой уже то, что он улыбнулся ей целых два раза, при этом ни единого раза не стремясь с ней поссориться, а на вопросы её отвечал развёрнуто и подробно. И даже рассказал о том, как продвигается расследование, а оно продвигалось, к Сашиной величайшей радости! Но кое-что упрямо не давало ей покоя ещё с того дня, как она узнала о смерти дядюшки Адриана, знаменитого на всю Румынию.
– Максим Стефанович сказал, что Кройтор вернулся за Юлией Николаевной спустя двадцать пять лет, – задумчиво говорила Саша, качая головой. – Как бы он вернулся, если бы погиб, ваше величество?! Думаю, ваш Адриан чего-то не знает.
«Или чего-то недоговаривает», – подумала она, но озвучивать свои мысли не стала, чтобы не клеветать на человека почём зря. Что ж, Мишель был склонен с ней согласиться. Дружинина он до сих пор не нашёл, а вот у Володи Владимирцева – точнее, у его покойного отца – связи в полиции имелись отменные, с их помощью Мишель намеревался разузнать больше о кончине Матея Кройтора двадцать лет назад. Он поговорил с нужными людьми, те сиюминутно сделали запрос, так что теперь оставалось лишь дожидаться ответа и размышлять. А пока – найти дневник Юлии Николаевны, который, если верить Алексею, хранился в тайнике за каминной полкой. Кто знает, возможно, этот дневник скажет гораздо больше, чем все Лучии и Кройторы вместе взятые?
Мишель на это надеялся. А ещё он надеялся на то, что, как и Владимирцев, имеет право на маленькую радость в свои последние дни. Если можно Володе, который, вероятно, умрёт этой ночью – то ему, Мишелю, почему нельзя? Ему вполне достаточно было просто сидеть рядом с ней, на соседних сиденьях в большой карете, и время от времени бросать взгляды украдкой на её красивое, задумчивое лицо. И ничего больше. Ничего…
О-о, это он поначалу так думал! Видимо, после той ночи, когда он поборол свои порывы, Мишель решил что и впредь так же легко сумеет совладать с собственными эмоциями. И вот в этом заключалась его ошибка, потому что издавна известно – любовь невозможно контролировать, сердцу невозможно приказывать, всё равно будет делать по-своему! Но наш Мишель, к сожалению, не знал о любви ровным счётом ничего. Разве что о плотской её стороне, где он добился немалых успехов, но сравнимо ли это с безграничным полётом души и с тем невероятным восторгом и счастьем, которое испытываешь, когда видишь предмет своих мечтаний так близко…?