Рок умер – а мы живем

– В принципе, да. Но, может быть, с марта?

– С марта? – Хозяйка, видимо, тоже что-то подсчитывала. – С марта… Хорошо. Только в этом случае за январь и февраль уж попрошу вас самому оплатить все коммунальные платежи.

– Да, да… Я согласен, Лариса Константиновна. Да.

Метро «Авиамоторная» это, конечно, не центр, но и совсем, судя по карте Москвы, не окраина. А на самом деле… Вот отошли от станции на пару сотен метров – и будто оказались за городом – пустыри, переходящие в чахлые рощицы, полуповаленные заборы из бетонных плит, железнодорожные пути, ржавые кузова грузовиков…

Димыч шагал впереди, крепко ступал по раскисшему снегу, часто подносил ко рту бутылку «Старого мельника»; за его спиной покачивалась гитара в дерматиновом истёртом чехле. Чащин отставал, обходя лужи и грязь, то и дело поправлял лямки своего чехла и удивлялся неудобству передвижения с гитарой; оглядывался по сторонам, запоминая дорогу, ориентиры.

Улица была кривая, с разбитым асфальтом, какая-то неживая. Словно из компьютерной стрелялки. И название такое, что, кажется, если задумаешься над его происхождением, то очень быстро спятишь, – Пруд Ключики… Увидев первую табличку, Чащин подумал – ошибка, чья-нибудь шутка. Но потом на глаза попалась ещё одна табличка с этим «Пруд Ключики», ещё, ещё…

Шли долго. Пруд Ключики незаметно превратился в Андроновское шоссе. В конце концов Чащин не выдержал:

– Слушай, я уже притомился! Куда ты меня тащишь вообще?

Димыч глянул на бумажку:

– Скоро уже. Андроновское шоссе, восемнадцать.

– И что там?

– База.

– Овощная?

И он почти не ошибся – база для репетиций находилась в закопчённом и потрескавшемся здании на территории какого-то погибшего предприятия. Правда, чем-то здесь ещё всё-таки занимались – то ли холодильники чинили (повсюду валялись грязно-белые эмалированные корпуса), то ли варили ограды для могил (заготовок для них тоже было полно).

По скрипучей деревянной лестнице Димыч с Чащиным поднялись на второй этаж, отыскали дверь с надписью «DOORS». Вошли.

Андреи сидели возле письменного стола без ящиков и пили пиво. Противно пахло креветками.

– Хай! – поздоровался Димыч, оглядываясь. – Норма-альное место!.. А розетки-то есть?

Комната была большая, квадратная. В углу – неполная, без бонгов и с одним альтом, барабанная установка, у окна – стол и стулья, и ещё несколько стульев вразброс. В противоположном от барабанов углу находились допотопный, но когда-то дефицитнейший аппарат Tesla и чёрные громоздкие мониторы без обозначения фирмы… На стенах – несколько постеров, по которым угадывались музыкальные вкусы хозяев базы: «Айрон Мэйден», «Эй-си – ди-си», «Кисс», «Деф леппард», «Блэк сэббэт»… Поклонники хеви-метала, в общем. У таких с сибирским панком совсем мало общего, как не раз когда-то убеждался Чащин. Они даже физически не могут панковские аккорды брать. Пальцы, хм, не так устроены… Да и сам он, честно говоря, вряд ли так, с ходу вспомнит те мелодии, что играл десять лет назад.

– Падайте, парни, – кивнул один из Андреев на стулья, – немного хлебнём. Креветки, жалко, остыли.

– Слышали новость? – разливая из двухлитровой бутыли пиво в пластиковые стаканы, спросил второй Андрей. – Сегодня молодняк из «Единой России» похороны Дмитрия Олеговича устроил. С венками…

– В смысле?

– Ну, прошли по Тверской, прямо под окнами Думы – портрет его в траурной рамке, сырая курица на подушечке. По REN TV показывали.

– Ур-роды, – подключился первый Андрей, – люди голодают без лажи, а они стебаются.

Димыч расстроенно вздохнул:

– Блин, а мы и не знали. Утром слушал «Плавленый сырок», но это вчерашнее повторение…

– Кстати, – перебил второй Андрей, – Сергей договаривается Дмитрия Олеговича навестить, ну и других, кто голодает. Составляет список творческой молодёжи. Мы с Дрюней, – кивнул на первого Андрея, – записались.

– Да ну! – Димыч аж подпрыгнул на стуле. – А ещё можно? Нам тоже надо… – Выхватил телефон. – Парни, дайте сотовый Сергея, я позвоню.

После довольно долгих телефонных переговоров насчёт включения в делегацию, во время которых Чащин попытался было заявить, что он не пойдёт, но Димыч лишь яростно отмахнулся; после пива и креветок, разговоров о музыкальных новинках, которые, по общему мнению, были сплошь провальными, в конце концов достали инструменты, подключили к аппарату, побренькали, регулируя звук. Второй Андрей – Андрей Васильев, – оказавшийся ударником, прошёлся обмотанными изолентой палочками по барабанам.

– Раритетная у тебя гитара, – с уважением сказал Андрей Тургенев, разглядывая Димычев «Фендер». – Теперь таких и не найдёшь. И звук – классный.

– Да-а, – с удовольствием вздохнул Димыч, – помню, два года на неё копил. А первую вообще сам собирал – деку выпиливал, гриф. Звукосниматели от телефона были. Хм! Вот у той гитары звук был – фуса не надо! Дэн, помнишь мой трансформатор?

– Угу…

– А у Дэна, – увлёкся воспоминаниями Димыч, – сразу «Урал» появился. В восемьдесят седьмом году. За сколько ты его прикупил?

– Не помню. – Чащину не хотелось продолжать эту ностальгическую болтовню. – Давайте, наверное, начинать.

Но Димыча несло: