Роботы утренней зари

— Из человеческой порядочности. Доктор Фастольф уверяет, что он не уничтожал собственного робота Джандера. Вы знаете доктора Фастольфа лучше, чем кто-либо другой. Вы несколько лет были в близких отношениях как его ребенок и подрастающая дочь. Вы видели его таким, каким его никто не видел. Каковы бы ни были ваши чувства к нему теперь, они не могут изменить прошлое. Зная его, вы можете засвидетельствовать, что по своему характеру он не способен повредить роботу, тем более такому, который является его высшим достижением. Пожелаете ли вы дать такое свидетельство открыто, перед всем миром? Это очень помогло бы делу.

Лицо Василии стало жестким.

— Поймите меня. Я не желаю впутываться в это.

— Но вы должны!

— Почему?

— Разве вы ничем не обязаны вашему отцу? Он же ваш отец. Пусть это слово ничего для вас не значив, но это биологическая связь. Кроме того, он заботился о вас, воспитывал много лет. За это вы ему что-то должны.

Василия вздрогнула. У нее стучали зубы. Она пыталась заговорить, но не могла. Наконец, сделав несколько глубоких вздохов, она сказала:

— Жискар, ты слышишь все это?

Жискар склонил голову.

— Да, Маленькая Мисс.

— И ты, человекоподобный… Дэниел?

— Да, доктор Василия.

— Вы оба понимаете, что землянин настаивает на моем свидетельстве о характере доктора Фастольфа?

Оба робота кивнули.

— Тогда я скажу — против своей воли и по злости. Именно потому, что я должна этому моему отцу какой-то минимум уважения за его гены и за мое воспитание против обычаев, я не стану свидетельницей. Но я хочу, чтобы вы выслушали меня. Доктор Хэн Фастольф, чьи гены я унаследовала, заботился обо мне не как об отдельном человеческом существе. Я была для него не больше, чем эксперимент, феномен для наблюдений. Доктора Фастольфа интересовало только одно: функции человеческого мозга. Он хотел свести их к уравнениям, к графикам, объяснить путаницу и таким образом определить математически науку о поведении человека, которая позволит ему предсказывать человеческое будущее. Он назвал эту науку «психоисторией». Если вы разговаривали с ним хотя бы час, я уверена, что он упомянул об этом. Это его мания.

Василия внимательно посмотрела в лицо Бейли и с торжеством воскликнула:

— Я права! Он говорил вам об этом. Затем он должен был сказать вам, что интересуется роботами лишь постольку, поскольку они могут привести его к человеческому мозгу, тем более — человекоподобные роботы. Это он тоже вам говорил. Основная теория создания человекоподобных роботов, я уверена, выведена им из попыток понять человеческий мозг, и он держит эту теорию при себе, никому не сообщая, потому что он хочет сам решить проблему человеческого мозга за те примерно два столетия, которые ему еще остаются. Этому подчинено все. В том числе была и я.

Бейли, пытаясь устоять против этого потока ярости, тихо спросил:

— В каком смысле он включал в это вас, доктор Василия?

— Когда я родилась, меня должны были поместить вместе с другими к профессионалам, которые хорошо умеют ухаживать за детьми. Я не должна была остаться у любителя, пусть он отец и ученый. Доктору Фастольфу не должны были разрешать подвергнуть ребенка такому окружению. Никому другому и не разрешили бы. Но он воспользовался своим престижем, нажал на все пружины и убедил нужных людей.

— Он любил вас, — прошептал Бейли.

— Любил? Ему годился бы любой ребенок, но другие были недоступны. Он хотел, чтобы ребенок рос в его присутствии и развивал мозг. Он хотел иметь простую форму человеческого мозга, превращающуюся в сложную, чтобы тщательно и в деталях изучать ее. Ради этого он поставил меня в неправильное окружение и исследовал, рассматривая меня просто как человеческое существо.

— Я не могу этому поверить. Даже если он и видел в вас объект эксперимента, он все равно заботился о вас, как о человеческом существе.

— Нет. Вы говорите как землянин. Возможно, на Земле по-другому смотрят на биологические связи. Здесь это не так. Я была экспериментальным объектом. Какое-то время.

— Даже если так и было сначала, доктор Фастольф не мог не полюбить вас — беспомощное существо, вверенное его заботам. Если бы и не было биологической связи, даже если бы вы, простите меня, были животным, он научился бы любить вас.

— Вы думаете? — с горечью сказала она. — Вы не знаете силы безразличия таких людей, как доктор Фастольф. Если бы для его науки потребовалось бы уничтожить мою жизнь, он сделал бы это без малейшего колебания.

— Это смешно, доктор Василия. По всему его обращению с вами было ясно, что он любил вас. Я это знаю. И вы… вы предлагали себя ему.

— Он и это сказал вам? Да, это на него похоже. Ни на одну минуту, даже сегодня, его не остановил вопрос, не смутит ли меня такое разоблачение. Да, я предлагала ему себя. А почему бы и нет? Он был единственным мужчиной, которого я, в сущности знала. Он был естественной мишенью для меня. Он знал, что я познакомилась с сексуальным возбуждением в контролируемых условиях — под его контролем. Было неизбежно, что я, в конечном счете, потянусь к нему. Так я и сделала, потому что никого другого не было. Но он отказал мне.