Роботы утренней зари

Никогда в жизни Бейли так не наслаждался процессом еды и впервые посетовал на физиологические ограничения, не позволяющие есть вечно. Он сам стыдился своих ощущений.

— И что же вы узнали? — терпеливо спросил Фастольф. — Что-то такое, чего я не знаю?

— Возможно. Глэдия сказала, что вы ей отдали Джандера полгода назад.

— Да, это так.

— Зачем? — резко спросил Бейли.

Любезное выражение лица Фастольфа медленно исчезало: — А почему бы и нет?

— Я не знаю, почему нет, и меня это не интересует. Я спросил: зачем?

Фастольф не ответил.

— Доктор Фастольф, продолжал Бейли, — я здесь для того, чтобы распутать этот несчастный клубок. Вы ничего не сделали, чтобы упростить дело. Вам как будто приятно показывать мне, насколько плох этот клубок, и уничтожать все, что я мог бы считать возможным решением. Теперь я даже не надеюсь, что другие будут отвечать намой вопросы. Я де имею официального статуса на этой планете и не имею права задавать вопросы и требовать ответа. А вы — другое дело. Я здесь по вашему вызову, и пытаюсь спасти вашу карьеру, как и свою и, по вашей же оценке дел, спасти как Аврору, так и Землю. Следовательно, я надеялся, что вы ответите на мои вопросы честно и искренне. Прошу вас, не ведите тупиковую политику, отвечая «почему бы и нет?», когда я спрашиваю «зачем?». Итак, давайте снова: зачем?

Фастольф угрюмо дернул губой:

— Простите меня, мистер Бейли, я только потому не сразу ответил, что та причина была не слишком драматичной. Глэдия здесь чужая. Она пережила травму у себя на родине, как вам известно, пережила травму и здесь, что, может быть, вам и не известно…

— Известно. Пожалуйста, конкретней.

— Ну, я жалел ее. Она была одинокой, и Джандер мог скрасить ее одиночество.

— Вы жалели ее? Так. Вы ее любовник или были им?

— Нет. Ничего подобного. Я не предлагал, и она тоже. Разве она сказала вам, что мы были любовниками?

— Нет, но в любом случае мне нужны независимые сведения. Если будут противоречия, я скажу, так что вам нечего беспокоиться. Как случилось, что при вашей симпатии к ней вы не предлагали себя? Я слышал, что на Авроре предложить сексуальную связь все равно, что поговорить о погоде.

Фастольф нахмурился:

— Вы ничего об этом не знаете. Не судите о нас по стандартам вашей планеты. Секс не является важным делом для нас, но мы осторожно пользуемся им и предлагаем его не так легко, как вам кажется. Глэдия, непривычная к нашему образу жизни и сексуально разочаровавшаяся на Солярии, вероятно, предлагала себя легко — лучше сказать — отчаянно, и неудивительно, что не была довольна результатами.

— Вы не пытались улучшить дело?

— Предложив себя? Я не тот, кто ей нужен, и она не то, что нужно мне. Мне было жаль ее. Она мне очень нравится. Я восхищаюсь ее художественным талантом, и я хотел бы видеть ее счастливой. Вы, конечно, согласитесь, что симпатия порядочного человека к другому не обязательно основана на сексуальном желании. Разве вы сами никогда никому не симпатизировали, никогда не хотели помочь кому-то просто из добрых чувств к человеку?

— Доктор Фастольф, я не сомневаюсь, что вы человек порядочный. Однако, вы играете со мной. Когда я первый расспросил вас, зачем вы отдали Джандера Глэдии, вы не сказали мне того, что говорите сейчас, причем говорите заметно эмоционально. Вашим первым побуждением было увернуться, помедлить, протянуть время, ответить вопросом на вопрос. В конце концов, вы ответили, но почему этот вопрос вначале смутил вас? Простите мою настойчивость, но я должен знать, и поверьте, не из личного любопытства. Если то, что вы скажете мне, не пригодится в деле, считайте, что я уже забыл это.

Фастольф тихо сказал:

— Честно говоря, я и сам не знаю, почему парировал ваш вопрос. Вы неожиданно поставили меня перед чем-то, чего я, возможно, не хотел видеть. Дайте мне подумать.

Они некоторое время молчали. Слуга убрал со стола и вышел. Дэниел и Жискар, вероятно, охраняли дом. Мужчины были одни. Наконец Фастольф проговорил:

— Я не знаю, что должен сказать, но позвольте мне вернуться на несколько десятилетий назад. У меня две дочери. Вы, наверное, это знаете. Они от разных матерей.

— А вы хотели бы иметь сыновей?

Фастольф был искренне удивлен:

— Нет, отнюдь. Мать моей второй дочери хотела сына, как мне кажется, но я не дал согласия на искусственное оплодотворение отобранной спермой, пусть даже моей, а настаивал на естественном броске генетических игральных костей, потому что предпочитаю в жизни игру случая, а может быть, и потому, что надеялся на появление дочери. Понимаете я принял бы и сына, но почему-то предпочитаю дочерей. Ну, так вот, моя половина произвела на свет дочь, и это стало одной из причин того, что вскоре после родов мать расторгла брак. Но с другой стороны, большой процент расторгается после родов в любом случае, так что, может, это и не было причиной.

— Она взяла ребенка с собой?

Фастольф ошеломленно взглянул на него: