Фастольф впал в задумчивость, и Бейли мягко спросил:
— Какую связь это имеет с Глэдией?
Фастольф вздрогнул:
— Ах, я забыл. Так вот, все очень просто. То, что я сказал насчет Глэдии — правда. Мне она нравилась, я симпатизировал ей, восхищался ее талантом. Вдобавок она похожа на Василию. Я заметил это сходство, когда впервые увидел по гиперволне сообщение о ее прибытии с Солярии.
Он вздохнул: — Когда я понял, что она, как Василия, получила эмоциональные шрамы от секса, это было больше, чем я мог вынести. Я устроил ей жилище поблизости, как вы знаете, стал ее другом и делал, что мог, для смягчения ее адаптации в чужом мире.
— Значит она заменила вам дочь?
— Да, пожалуй. Вы не представляете, как я рад, что ей не пришло в голову предлагать мне себя. Оттолкнуть ее — это пережить то же самое, что с Василией, а принять — еще хуже, поскольку чувства у меня к ней такие же, как к дочери. Теперь вы понимаете, почему я заколебался вначале ответить вам. Ваш вопрос сразу напомнил мне трагедию моей жизни.
— А вторая ваша дочь?
— Ламин? — равнодушно сказал Фастольф. — Я никогда не контактировал с ней, хотя время от времени о ней слышу.
— Как я понял, она на политической работе?
— Да, у глобалистов.
— Что это такое?
— Глобалисты? Они заботятся только об Авроре, только о нашем шарике. Аврорцы должны быть лидерами в заселении Галактики. Всем другим надо загораживать путь, особенно землянам. Они называют это «просвещенным эгоизмом».
— Вы, конечно, не согласны с ними?
— Конечно, нет. Я вхожу в партию гуманистов, которые считают, что все человеческие существа имеют право на долю в Галактике. Когда я упоминал о своих врагах, я имел в виду глобалистов.
— Значит, Ламин — ваш враг.
— И Василия тоже. Она член Роботехнического Института Авроры (РИА), основанного несколько лет назад, и работающие там роботехники смотрят на меня как на демона, которого надо уничтожить любой ценой. Но мои бывшие жены, насколько мне известно, все вне политики, и, возможно, даже гуманисты. — Он криво улыбнулся: — Ну, мистер Бейли, вы задали все вопросы, какие хотели?
Руки Бейли бесцельно прошлись по бокам свободных аврорских брюк в поисках карманов, но не нашли их. Пришлось в качестве компромисса сложить руки на груди.
— Да, доктор Фастольф. Но я вовсе не уверен, что вы ответили на первый вопрос. Мне кажется, вы все время обходите его. Зачем вы отдали Джандера Глэдии? Давайте в открытую, чтобы увидеть свет во тьме.
Фастольф снова покраснел, очевидно на этот раз от гнева, но говорил по-прежнему мягко:
— Не задирайте меня, мистер Бейли. Я вам ответил. Мне было жаль Глэдию, и я подумал, что Джандер составит ей компанию. С вами я говорил более откровенно, чем с кем-либо другим, во-первых, из-за своего положения, а во-вторых, потому, что вы не аврорец, и в обмен прошу разумного уважения.
Бейли прикусил губу. Он не на Земле, у него нет здесь официальной власти, а на карту поставлено больше, чем его профессиональная гордость.
— Извините, доктор Фастольф, если я задел ваши чувства. Я не имел намерения обвинить вас в неискренности или в отсутствии сотрудничества. Тем не менее, я не могу действовать без полной правды. Позвольте мне намекнуть на возможный ответ, каким я его вижу, и вы скажете, прав я частично или полностью неправ. Не могло ли быть так, что вы дали Джандера Глэдии, чтобы он служил фокусом для ее сексуальной тяги, и она, таким образом, не имела бы случая предлагать себя вам? Может быть, это не было сознательной причиной, но подумайте об этом сейчас. Возможно ли, чтобы такое чувство содействовало подарку?
Фастольф застыл. Только рука его схватила легкое прозрачное украшение, лежавшее на обеденном столе, и вертела его. Наконец, он сказал:
— Так могло быть, мистер Бейли. Верно, что после того, как я одолжил ей Джандера — это не было настоящим подарком — я меньше опасался, что она предложит мне себя.
— Вы знаете, пользовалась ли Глэдия Джандером в сексуальных целях?
— А вы спрашивали ее об этом?
— Это не имеет отношения к моему вопросу. Вы знал и? Были ли вы свидетелем каких-либо сексуальных действий между ними? Кто-нибудь из ваших роботов информировал вас о таком? Сама она говорила вам?
— На все эти вопросы я отвечу — нет. Я перестал думать об этом, потому что в этом нет ничего необычного. Правда, обыкновенные роботы не очень приспособлены для секса, но люди в этом отношении изобретательны. Что же касается Джандера, то он настолько человекоподобен, что…
— Так что он мог бы быть партнером в сексе?
— Нет, это не приходило мне в голову. Была абстрактная задача сконструировать полностью человекоподобного робота, и мы с покойным доктором Сартоном выполнили ее.
— Но ведь такие роботы идеально подходят для секса, не так ли?
— Я полагал — когда позволил себе подумать об этом — что да, и допускаю, что такая тайная даже для меня мысль была у меня с самого начала — что Глэдия прекрасно может пользоваться Джандером в этом отношении. Если это так, я надеюсь, что она получила удовольствие, и считал бы, что сделал для нее доброе дело.
— Не могло ли это дело быть более добрым, чем вы предполагали?