До клуба было недалеко, меньше мили. Вечер обещал быть премилым. Но ведь этот гоблин был гораздо больше и опаснее, чем я. К тому же он мог превращаться в лошадь. Если кто-то его похитил, значит, похититель очень силен и опасен. Конечно, мне тоже было не по себе.
– Хорошо, возьму такси, – сказала я.
«Пурпурная сила» – клуб для наших. Не то чтобы мы запрещали людям приходить на наши вечеринки. Просто, если ты ничего про клуб не знаешь, тебе его и не найти. Коли у тебя нет приглашения, ты попросту пройдешь мимо того, что снаружи выглядит как заброшенная столовка, закрытая после последней санитарной инспекции, да еще и наполовину сгоревшая.
Именно поэтому я и удивилась, когда, войдя, на сцене увидела Трента. Выглядел он еще большим красавчиком. И, естественно, был жив, несмотря на все мои усилия. Да к тому же еще и пел. Стоял один, в свете прожектора, с гитарой. А вокруг грудились его поклонники и поклонницы, самые разнообразные представители нашей братии, в разной степени того, что можно было бы назвать экстазом. Конечно, ничего неприличного – никто не бросался на исполнителя, не пытался забраться ему в штаны. Но народ стоял, буквально остолбенев и онемев, с круглыми глазами по четверть доллара каждый; загорись вокруг стены – они бы и не заметили. Такой вот экстаз.
Теперь мне стало все ясно. Трент был одним из нас. Он был гэнкэн, что-то вроде инкуба ирландских корней, любитель и любимец женщин, легко заставляющий их влюбиться в него. Свой голос он использует как инструмент соблазнения. А когда я говорю «инструмент», я подразумеваю молоток или кувалду. Та, что услышит его, та, с которой он поговорит, сразу же теряет голову. И это не просто легкое увлечение. Относишься ли ты к его типу или нет, если гэнкэн скажет, что ты его хочешь, сопротивляться будет бесполезно. И, чтобы ему понравиться, ты будешь делать все, что он захочет.
Нет уж, гэнкэн – не тот тип, что мне по душе.
Прищурившись, я наблюдала за тем, как Трент поет. Голос достаточно приятный, а пел он в основном каверы самой сладенькой попсы. Любовные песенки из сериалов и развлекательных телешоу. И пел он не для кого-то одного, а разливал свой голос по всему залу, равномерно распределяя силу любовного томления между всеми. Меня это пока не задевало, но любовь, которую аудитория питала к солисту, была, вероятно, заразительна.
Слушать до конца мне не захотелось, и я выскользнула на улицу – просто удостовериться, что домой он пойдет один. Пока я ждала, в горле моем, как судьба, как неотвратимость, вновь поднялся привкус тумана. И, когда он вышел (тесная футболка и потертые джинсы), я издала вопль. Отлично понимая, что результата не последует, я все-таки исторгла из себя этот крик – чтобы не утонуть, не погибнуть.
И вновь – никакого эффекта. Черт возьми, может, я действительно вышла из строя? Ужасно!
– Ты? – произнес этот мистер Очарование. – Решилась все-таки выпить кофе?
– Еще чего! – отозвалась я.
– Если бы ты была в зале, я показал бы, как играю. Но я тебя не видел.
– Я там была, – сообщила я. – Буквально минуту. Хотя мне хватило, чтобы все увидеть. У тебя… интересные аранжировки. Народу, похоже, они понравились.
Я не отрываясь смотрела в его лицо, желая увидеть реакцию на свои слова. Нам не запрещается испытывать друг на друге нашу силу, но то, что он делал в отношении меня, отдавало пошлостью. И я хотела, чтобы он знал это.
Но лицо его даже не дрогнуло. Он просто улыбнулся.
– Приходи завтра. Сыграем и споем вместе. Я выступаю еще один вечер. У меня будет целая группа, полный отпад; и мне хочется послушать, как вы будете звучать вместе. Клянусь, публика просто умрет, когда услышит, как ты поешь.
Выходит, он тоже знал, кто я такая. Но виду я не подала.
– Звучит заманчиво. Может, и приду.
Подошло такси, и я посигналила водителю рукой.
– Еще рано, – сказал Трент. – Тебе что, очень нужно ехать?
– Да, – ответила я и открыла дверцу.
И тогда он спел одну строчку из какой-то своей ранней песни – что-то про тоску и желание быть вместе. При этом он внимательно смотрел на меня, а в финале строки сделал паузу, словно ожидая, что произойдет. Словно надеялся, что я передумаю. Но я не передумала. Забравшись в машину, я поехала домой.
– Стало быть, он знает, кто я такая, – сказала я, со ртом, набитым шоколадной крошкой и фисташками. – Кстати, мне кажется, это самая вкусная вещь из всего, что ты делала до сих пор.
– Спасибо, – отозвалась Сара. – Но, если он знает, тебе, действительно, лучше остаться дома. Не ходи петь.
– Но почему?
– Подумай! Если он знает, кто ты, то только потому, что ты своим воем хотела его прикончить. Почему же он тогда приглашает тебя с ним спеть? Вряд ли от него можно ждать чего-нибудь хорошего.
– Но он же знает, что моя магия не работает, – сказала я. – Может быть, это все кажется ему забавным? Хотя, я думаю, он тоже промахнулся. Он спел мне какую-то чушь про то, чтобы нам остаться вдвоем на ночь, но я все равно уехала.
– Отказаться не хочешь?
– Конечно, нет. Если бы я не знала, что он гэнкэн, я бы подумала, что это был отличный способ меня снять.