Ритмы ночи

— Это подкосило ее, конечно. Она писала в дневнике, что, если б жила в городе, доктор помог бы. А здесь — зима, самое вьюжное время, дороги занесены. Отец помогал, как мог. И вот ребенок родился мертвым. — Лицо Дэниела посуровело, в глазах застыла горечь прошлого. — Кажется, именно тогда это и нашло на нее. Эти записи в дневнике… разные они, иногда даже невозможно понять, о чем. Хотел даже попросить тебя… если у тебя найдется время…

— Конечно, Дэниел, я посмотрю. А потом мы с тобой поговорим об этом.

Они помолчали некоторое время.

— Еще ребенком я видел, понимал, что-то ее мучает. Не знал я тогда, что. Не понимал, почему она не делает все то, что другие матери. Оказывается, не могла.

— Твой отец любил ее, — неуверенно проговорила Мэг.

— Да, любил. Всегда был на ее стороне… — Он замолчал.

Она догадывалась, что он собирается сказать, знала, что произошло, когда умер Боб Уиллет. Об этом Алек ей рассказывал.

— Мать была не очень сильной женщиной. Не всем дано быть сильными.

Мэг всем существом чувствовала — надо помочь ему выговориться, не привык он к таким излияниям.

— Алек рассказывал мне, Дэниел, — она накрыла его руку своей ладонью, — она иной раз упрекала отца… и тебя. А когда не стало отца — вы ей сделались как чужие.

— Теперь я думаю, — медленно, с трудом произнес Дэниел, — если б она была уверена в себе, что она сможет прожить одна, — ушла бы с ранчо и никогда бы не вернулась.

Что могла Мэг сказать на это? Что правда, то правда.

— Может быть, если б она действительно ушла, для вас для всех было бы лучше.

Он вздохнул, прикрыл глаза свободной рукой, откинулся на спинку стула.

Мэг молчала, не убирала своей руки: ему тяжело сейчас, — может, разрыдался бы, будь он один. Сердце ее так и рвалось, — как поддержать его, как помочь?..

Наконец он овладел собой, выпрямился, отпил кофе.

— Я сам все организовал тогда, зимой. И на следующее лето тоже сам все сделал. Сказал Алеку, Джо и Брэтту — пусть возьмут себе что-нибудь из вещей матери, на память.

Мэг, поколебавшись, спросила:

— И что же? Взяли они что-нибудь?

— Кое-что взяли, особенно Джо. Какие-то вещи он забрал — для своего дома, для своих девочек… чтобы, ну… создать атмосферу своей семьи, что ли. Не уверен, правда, что он рассказал жене.

— А в дневники они заглядывали?

— Не-ет. Это — нет.

Мэг задумалась: все братья Дэниела, все трое Уиллетов, подались из города, оставив здесь, на ранчо, свои воспоминания. Хотя нет, поправила она себя, воспоминания так просто не оставишь, они прилипают к человеку навсегда, на всю жизнь.

— А сейчас, Дэниел, как ты сейчас к ней относишься? — решилась она задать вопрос и отодвинулась — ему сейчас нужна дистанция.

— Что-то со мной произошло, когда я прочитал эти дневники. Понял вроде ее лучше. Мать была… кусачка.

— Кто-о?

— Ну, когда с собакой долгое время плохо обращались, били, например, — так она потом никого не подпускает. Или подпускает только на определенное расстояние. Ни с кем не вступает в контакт. А окажется загнанной в угол — бросится на любого, даже на того, кто ее кормил года два. И это в ней трудно изменить.

Мэг непроизвольно скосила глаза на собак, мирно спящих на коврике у камина. Дэниел перехватил взгляд и, казалось, прочитал ее мысли.

— Молли всегда любили. Вот она и переступила через свой страх, доверилась мне.

Мэг согласно кивнула.

— А у меня… был отец. Ты представить себе не можешь, как я ему благодарен. И судьбе благодарен за такого отца.

— Знаю, — еле слышно подтвердила она. — Я тоже его любила. — Она отпила кофе, потому что во рту у нее пересохло. — Ты знаешь, Дэниел, он мне стал так симпатичен с первой минуты, как я его увидела.

— Он очень хорошо к тебе относился.

— Правда? — Она, конечно, и сама знала, но как приятно услышать это из уст Дэниела.

— Отец знаешь что говорил? Ты, как фейерверк. Так тебя и называл — мисс Фейерверк.

Мэг улыбнулась — этого она не знала.

— И у матери тоже поднималось настроение, когда ты приходила.

— Она казалась мне такой одинокой…

— Слышал я, как однажды ночью они разговаривали с отцом: она говорила — твоей матери повезло, что у нее такая дочь.

Эти слова вызвали у Мэг целый поток мучительных воспоминаний, но вслух она ничего не сказала, не желая, чтобы разговор пошел в этом направлении.

— Ты очень помогла нам всем, Мэг. Всей нашей семье.

Она поставила чашку с кофе, села ему на колено, обвила руками его шею, положила голову ему на плечо.

— А мне… мне всегда хотелось переехать к вам: печь вам пироги, мыть полы, убираться в доме, в общем, помогать. — Она помолчала немного. — Дэниел, я понимала, что твоей матери плохо. Но если бы она могла изменить себя — так бы и сделала. Не была бы тогда такой несчастливой. Она и хотела… и боялась. Не знала как…

Дэниел так крепко обнял ее, что ей трудно стало дышать. То, что она хотела ему сейчас сказать, совсем уж не укладывалось в голове, но она решила все-таки освободиться от этого.