Рико, Оскар и разбитое сердце

– А когда просыпался, мне казалось, что в комнате воняет жиром из фритюрницы, – продолжил Оскар. – В общем, страшновато.

– А потом, после первой недели, получше стало? – спросил Бертс.

– Ужасы больше не снятся, – ответил Оскар. В его голосе слышалось явное облегчение. – Теперь во сне я вижу совершенно нормальные вещи. Вот недавно ночью я почти понял, почему дисковые части спиральных галактик вращаются со скоростью, не соответствующей их видимой массе.

– Это нерешенная проблема в астрофизике, – добавил он, заметив, как мы с Бертсом недоуменно переглянулись.

– Ну да, ну да, ясно, – сказал Бертс, – кому ж такое время от времени не снится?

Он дружелюбно кивнул и снова улыбнулся. Но теперь улыбка была похожа на Альпы, в которых совершенно неожиданно начал таять снег. Я тоже кивнул. Пусть Оскар себе не думает, что я никогда не видел вращающихся дисковых частей галактик.

– Ужасно жаль, что посередине этого сна я проснулся, потому что захотелось в туалет, – продудел Оскар. – Но в постель я не наделал!

* * *

Едва Оскар снял у меня в комнате свой маленький рюкзак, я тут же потащил его к окну. Мы смотрели на пустую квартиру на четвертом этаже заднего дома. Там раньше жила старая фройляйн Бонхёфер. За этими окнами я когда-то заметил тени темнее темного. Они и навели меня на след Мистера 2000.

– На вид совершенно не опасно, правда?

– На вид нет, а так да, – пробормотал Оскар и поежился. Тонкие руки вдруг покрылись мурашками.

Мне вспомнился Моммсен. Недавно я встретил его на лестнице, когда он убирался в подъезде. Ему все еще не по себе при мысли о том, что Мистер 2000 затаскивал своих жертв в наш задний дом и прятал их там прямо у него под носом. На самом деле над ним, потому что Моммсен живет в полуподвале.

– Да если б только Бонхёферша про это узнала! – пробурчал он. – Она бы в гробу перевернулась! Такая культурная женщина была, очень приветливая, всегда со мной здоровалась.

Моммсена, словно облако, окружал запах бормотухи. И хотя поддает он часто, кроме него никто не умеет мыть подъезд так быстро и чисто. Поэтому на поддавание смотрят сквозь пальцы.

Но все-таки трудно себе представить, что фройляйн Бонхёфер могла приветливо здороваться с этим пьянчужкой.

– Она открутила газ, и он взорвался, – напомнил я Моммсену, сморщив нос. – Потому что болела.

– Помню. И чего?

– Ну, ее ведь разорвало на кусочки. И если эти кусочки начнут все сразу переворачиваться в гробу, будет громыхать довольно сильно.

– Обошлись без гроба, – фыркнул Моммсен. Он нагнулся и выжал тряпку над ведром. Штаны у него немного сползли с задницы, и было видно розовую ложбинку. – Это была кремация. То, что от нее осталось, сожгли, а пепел сложили в большую урну. Но если ты меня спросишь, я скажу, что хватило бы и банки из-под горчицы.

КРЕМАЦИЯ

Это когда мертвого человека сжигают в специальной печке. К крему отношения не имеет. Потом пепел складывают в урну. Но не ту, которая для мусора, а гораздо меньше.

Не-е, ну вообще!

Не отрывая взгляда от гусиной кожи на Оскаровых руках, я как раз хотел спросить его, сколько получится пепла, если сжечь взрослый труп целиком. Но тут в двери появилась мамина голова.

– Ну что, парни, – сказала она, – у вас всё в порядке?

Она улыбалась. Но как-то вымученно. Как будто напомнила себе в последнюю секунду: не забыть соорудить на лице улыбку, чтобы поприветствовать Оскара.

Оскар сдвинул очки на лоб, дал маме особо хорошую возможность полюбоваться на свои зубищи и протянул ей руку.

– Большое спасибо за приглашение переночевать.

– Всегда пожалуйста, – сказала мама, чуть не оторвав Оскару руку.

Я ужасно обрадовался! Оскар знать этого не мог, но тот, кому мама говорит «Всегда пожалуйста», становится кем-то вроде члена нашей семьи. Фрау Далинг мама это сказала после ее первого визита. Это случилось, когда фрау Далинг уже на лестничной клетке обернулась и спросила, нельзя ли ей время от времени заходить к нам, если на нее навалится серое чувство. Юле мама сказала «Всегда пожалуйста», когда Юле зашла одолжить немножко муки, а потом просидела у нас на кухне четыре часа, обсуждая ночные клубы и то, как целуются французы. Я очень надеюсь, что когда-нибудь мама скажет это и Бюлю. Но сейчас она говорила совсем другое:

– Есть хотите? Я тут подумала, что неплохо бы устроить маленький праздник и сходить перед бинго съесть пиццу. Подойдет, как вы считаете?

Мы посчитали, что подойдет просто суперски.

Скоро мы уже сидели в пиццерии на углу у Адмиральского моста. Там я чувствовал себя немножко как дома. Раньше я иногда мечтал, как было бы, если бы мы с мамой жили в Италии. На родине моего папы. И каждый день ели бы пиццу и мороженое. И глядели бы на башню в Пизе. И на Колизей в Риме.