Риф

— Почему ты приходишь без звонка? — спросил я. — Вчера тоже ты приходил?

— Вчера? — переспросил он, — Нет… вчера нет.

— Кто-то заходил ко мне, меня не было… Ну, говори.

— Я должен теперь деньги… Помоги мне, — сказал Файгенблат.

— Сколько? — спросил я.

— Это большие деньги, Ромеев. К сожалению, я не смогу их заплатить сам.

— Черт возьми, Файгенблат, сколько?

— Сто тысяч, Валера.

— Товар стоил сто тысяч долларов?

— Нет… меньше, наверняка меньше… Но они округлили, как всегда. Они дали мне две недели, начиная со вчерашнего дня.

— Да кто они? Кто — они? — я сел на диване. — Может ты все выдумал, Файгенблат? Я не верю тебе, не хочу тебе верить, вот и все. Ты всегда был скотиной, Гена, даже в школе. Вежливой, но скотиной. Если бы меня взяли тогда на границе, ты бы целовал свою задницу от радости, что остался цел. А теперь я должен тебе помогать?

— Господи, Ромеев! — Файгенблат встал и, взмахнув руками, потер небритые щеки, — ну ведь бывает, бывает, как ты не поймешь? Сегодня все было, а завтра нет ничего! Дурак я был, дурак, надо было еще в августе бросать эти перевозки и уезжать, улетать куда угодно. Я не знаю, что делать, Ромеев. Я говорил с ними, они… приходили ко мне…

— Били? — усмехаясь, спросил я.

— Нет, зачем, первый раз не бьют… Но я же помогал тебе, Ромеев, ведь было, ведь это я тебя забрал с Арбата…

— А я бы оттуда и сам ушел. Думаешь, я не нашел бы как заработать? Катись-ка ты… Ну где я возьму тебе денег? Ну есть тысяч пять-шесть… Да если я даже продам машину и это барахло, — я махнул рукой в сторону телевизора, — все равно ведь это тебя не спасет.

— Не спасет, Ромеев, — тихо сказал Файгенблат, — но ведь у тебя есть брат.

— Брат?

— Да, ты говорил, у него «Форд» за двадцать тысяч.

— Вспомнил, значит…

— Что?

— Да так, — сказал я. — Только брат ничем помочь не сможет. Я не знаю, где он живет, мы не общаемся, у нас разная жизнь. Все, давай на этом закончим. Я тебе дам, дам сколько смогу, но что толку, где взять сто тысяч, это же огромная сумма. Тебе надо просто уехать.

— Это невозможно, — Файгенблат покачал головой. — Слушай, я пойду…

— Давай, — сказал я, — только советую тебе завтра же уехать. Или собрать все свои «главные» деньги и отдать. Ты еще заработаешь, ты сможешь.

— Я пойду… — Файгенблат с опущенной головой пошел к двери.

— Эй! — окликнул его я. — Я не буду просить у брата. Не хочу.

Не ответив, он ушел.

Вечером я вышел на улицу. У моей машины, прислонясь спиной к дверце, стоял парень. Он был в короткой замшевой куртке и в черных джинсах. Посмотрев на меня, он лениво, засунув руки в карманы, отошел. Мне показалось, что он пристально взглянул мне в глаза. Я всегда ненавидел взгляды таких типов, хотя бы и случайные, — может быть, я боялся, что они приметят во мне что-то, например, мой страх.

Вернувшись, я спросил у хозяйки, кто приходил ко мне вчера.

«Ребята, — ответила она, — ваши друзья, Валерочка». «А Гена, он был сегодня, тоже вчера приходил?» «Этот очаровательный черноволосый юноша? Нет, его не было, это уж точно». «А что они сказали, — спрашивал я, — как они спросили, кто им нужен?» «Ну… — ответила хозяйка, — они сказали: нам нужен Валера Ромеев, да, так они и сказали, а я говорю: нет его сейчас, зайдите завтра. Это были ваши однокурсники, Валерий». «Они что, говорили, что однокурсники?» «Да, кажется…»

Я заперся в своей комнате, включил телевизор. Конечно, меня могли навестить однокурсники, но я не представлял, кому я нужен. Я курил, лежа на диване, затем вышел на кухню, вскипятил себе чай и начал с отвращением пить — хотелось холодного колкого пива. Мысль о пиве тревожила меня — когда-то я спасался им от жары, теперь мечтал вылечить страх.

Не раздеваясь, я заснул на диване. Мне казалось, что я накрыт темным прохладным одеялом, и спал, пытаясь высмотреть в темноте хоть какой-нибудь сон — светлое, потерянное пятно радости. Потом темнота стала дрожать, раскачиваться, падать кусками в еще большую черноту. Я проснулся, дрожа всем телом, в липком поту.

Хозяйка громко стучала в дверь:

— Валерий! Валерий, вас к телефону, срочно!

Шатаясь, я подошел к двери, открыл. Свет, ударивший в лицо, показался неестественно ярким. Жмурясь, я вышел в коридор и взял трубку.

— Ромеев, — сказал Файгенблат, — я хочу сказать, что…

— Давай, валяй, — лениво сказал я.

— Я все им рассказал, все о тебе, они знают, кто ты…

— Что, уже били? — спросил я.

— Ты идиот! Они знают о тебе, знают тебя в лицо, где ты живешь…

— Ну, теперь назови себя сволочью.

— Я сволочь, Ромеев, но я же боюсь, боюсь!

— Давай, бойся, — сказал я и положил трубку.

Не спеша я зашел в свою комнату и закрыл дверь на ключ. Взглянул на часы — почти час ночи. Мне хотелось ледяного пива, хотелось как никогда, хотя бы глоток. Желание надвигалось, глотало меня, я думал о пиве тревожней и искренней, чем о том, что сообщил мне Файгенблат.