Риф

– Очень нравится. Переживаю за Анну, надеюсь, у нее все будет хорошо.

Таня разглядывала лицо матери и не могла понять, шутка ли это или она действительно забыла самую известную концовку в истории литературы.

Они немного поговорили о курсе лечения, мать пожаловалась, что на завтрак не дают манную кашу, только рисовую или овсяную; доктор Осипов ей нравился, хотя она призналась, что ее немного смущает его вечно измученный и опухший вид: «Он выглядит так, словно последний раз спал в девяносто шестом. И еще при этом рассказывает мне про важность режима дня. Ну, – она пожала плечами, – хотя бы комплименты моему позвоночнику не делает и не поет, и на том спасибо».

Таня долго не решалась сказать, зачем пришла на самом деле. Наконец, набравшись смелости, она достала из кармана сложенный вдвое конверт из юридической фирмы. Тот самый, где мать извещали о том, что она теперь счастливый обладатель квартиры в городе Сулим и четырехсот тысяч рублей с копейками.

– Мам. Нам надо поговорить.

* * *

Ли прилетела в Берлин и купила билет до Касселя. Она сама себе точно не могла ответить, зачем туда едет, – это ритуал, подумала она, бессмысленное действие с огромным символическим весом. От вокзала до площади Фридриха чуть меньше пяти километров по Вильгельмсхер-аллее, по прямой на восток. Ли не стала брать такси, пошла пешком. Обратный билет был на вечер, спешить некуда. Когда Ли увидела площадь Фридриха с ее барочной архитектурой, у нее екнуло сердце. Раньше она думала, что «екнуло сердце» – это клише из книжек, но в тот день убедилась, что сердце действительно может екнуть, если ты приближаешься к чему-то, что мечтала увидеть много лет. Похожее ощущение она испытала двадцать лет назад в пустыне Нью-Мексико, на «Поле молний». Теперь она вышла на площадь – ту самую, где в 1977 году группа рабочих под руководством Уолтера Де Марии вбила в землю составной латунный гвоздь длиною ровно в один километр.

Вот он.

И вот она, Ли, стоит на том самом месте и смотрит на круглый двухдюймовый пятак, «Вертикальный километр земли» – апофеоз невидимого искусства. Было раннее утро, людей на площади совсем немного. Ли встала на одно колено, прикоснулась к металлу, закрыла глаза и попыталась представить себе этот огромный километровый гвоздь. Затем поднялась и пошла обратно, на вокзал.

* * *

В Сулим Таня и Лера приехали на семичасовом автобусе. Внешне город выглядел как старая фотография – панельные пятиэтажки, бетонные заборы «ромбиками», серые трубы ГОКа вдали; рекламные баннеры на остановках и современные автомобили казались тут анахронизмами: как будто кто-то склеил вместе две реальности – Союз и современность.

Сестры вышли на площадь, где до сих пор стоял «голый мужик», памятник Ивану Сулиму. И там же, в углу, возле здания администрации, прямо в брусчатку была инкрустирована латунная табличка с именами убитых рабочих. Таня встала рядом с ней на одно колено, погладила холодный металл. Лера достала штатив и камеру. На площади не было никого, кроме пары уборщиков в оранжевых жилетах – они лениво сгребали снег лопатами. Через пять минут из здания администрации вышел охранник в наспех накинутой на плечи дубленке и меховой шапке – суровый и насупленный – и возмущенно сообщил, что это, мол, стратегический объект, закрытый город, и снимать тут запрещено. Таня посоветовала ему пойти на хер, и он побежал обратно в администрацию – за подкреплением.

– Давай быстро, – сказала Лера, – пока не вернулся.

Она включила камеру, и они записали последнюю сцену для фильма:

– Год назад моя мама ушла в секту, – сказала Таня, глядя в объектив. – В то время я как раз училась на режиссера-документалиста и решила снять об этом короткометражку: вот, мол, так и так, мама в секте, а я в аду. Это было что-то вроде видеодневника – я даже не думала, что из этого что-то получится. Знаете, говорят, бывает терапевтическое письмо; ну вот, в моем случае это были терапевтические съемки. И вот теперь я стою тут, на площади в городе за полярным кругом. Оказывается, это – моя родина. Точнее – родина моей матери, и я приехала сюда закончить фильм, который был задуман как история секты, а стал историей моей семьи. Давайте начнем.

Послесловие и благодарности

01

У каждой книги есть история происхождения. В моем случае это была поездка к бабушке. Живет бабушка в Калужской области, под Обнинском, в поселке Восход. Обычно путь из Москвы до Восхода занимает часа два с половиной, не меньше, в зависимости от пробок.

Весной 2015 года я, моя двоюродная сестра Маша и тетя Лена поехали навестить ее. Я помню, мы подъехали к дому, отстегнули ремни и собирались выходить, как вдруг сидящая на заднем сиденье тетя сказала:

– А может, вы подниметесь, а я вас здесь подожду?

Повисла пауза, мы с сестрой обернулись на нее.

– Серьезно? – спросила Маша. – Ты два часа ехала к матери, а теперь даже подняться не хочешь?