– Ваше Величество, умоляю! Напоминаю, Гандерсгейм!.. Не станете же противиться священной воле нашего великого и несравненного императора?
Кейдан застыл, стиснутые кулаки разжались, сейчас они больше похожи на крючковатые лапы гарпии с острыми когтями, морда красная, как буряк, на лице отчаяние.
– Хорошо, – сказал он осевшим голосом, – Император мудр, он знает, что делает. Снимите цепи с этой… сволочи.
Женщина впервые оглянулась в мою сторону. Она уже заново укрепила шляпу на пышной прическе, тень полей падает на нежное лицо, но я видел, как смеются глаза, а губы сложились в едва заметную трубочку, словно украдкой послала воздушный поцелуй.
Кейдан с ненавистью посмотрел на нее, а Бабетта сияла, чистая и солнечная, как ангел, уже привычно кокетничая и показывая, как хороша сейчас и вообще.
– Погодите! – вскрикнул Кейдан внезапно. – Стойте!
Арнульф повернулся к нему и спросил с поклоном:
– Да, Ваше Величество?
Кейдан крикнул:
– Он еще не сказал, что принимает щедрый дар императора!.. Он не сказал!
Арнульф повернулся в мою сторону. Взгляд рыбьих глаз скользнул по мне холодно и враждебно.
– Полагаю, – произнес он медленно, – пленник примет.
Кейдан сказал живо:
– Нет, пусть ответит! Он же завоеватель! Он не захочет приносить присягу даже императору!
На площади стояла такая напряженная тишина, что, когда в дальнем доме заплакал ребенок, все вздрогнули, словно у них над ухом ударили в литавры.
Арнульф спросил в мертвом молчании:
– Сэр Ричард, принимаете ли вы щедрый дар императора? Приносите ли ему присягу верности? Обязуетесь ли выполнять обязанности маркграфа честно и добросовестно?
Несмотря на гул в голове и общую слабость, тысячи вариантов промелькнули в черепе. Если Кейдан рассчитывает, что мое рыцарство заставит гордо умереть на костре или на плахе, он просто дурак и все еще не понял, с кем имеет дело.
– Да, – ответил я, заставляя язык двигаться, а гортань издавать звуки. – Благодарю императора Германа за великую честь и доверие! Обязуюсь навести порядок в вверенной мне марке. Спасибо императору! Слава императору! Да здравствует император! Хвала императору, справедливому и милостивому!
Бабетта насмешливо и весьма нахально улыбалась. Из монолитного отряда рыцарей поднялась одинокая рука с оттопыренным большим пальцем. Мне показалось, что я узнал эту руку.
Но взгляд Кейдана говорит, что если с этой площади и уйду живым, то из города меня вынесут вперед ногами.