Ричард Длинные Руки – маркграф

Иногда, когда боль выворачивала наизнанку, чувствовал близость чего-то ужасного, что может высвободиться из меня и сжечь весь мир, но опять же маги не спускают глаз. Я захлебывался криком, рвался из цепей, терял сознание и приходил снова под ушатом холодной воды, чувствуя, как иссякают силы.

Терял сознание я все чаще, наконец однажды сквозь грохот крови в ушах услышал:

– …бесполезно… он ничего не чувствует…

– А если взбодрить?

– У него нет сил. Сразу теряет сознание, а тогда какой толк от пыток?

– Его Величество любит наблюдать…

– Его Величество обожает слышать его крики! Но сейчас это просто бесчувственное тело… не кричит и даже не дергается…

– Тогда что?

– Его Величество торопит с казнью.

– Скажи ему, что мы еще попытаемся заставить его отречься от захваченных земель…

– Но он же сказал, войска подчиняются другому!

– Там все рыцари, – донесся саркастический голос. – Для них свято: сам погибай, а сюзерена выручай. Я уже послал в столицу сообщение.

– О пленнике?

– Да, дескать, ваш майордом в наших руках.

– А что говорит Его Величество?

По голосу слышно было, что говоривший с трудом сдерживает раздражение:

– Его Величество слишком ненавидит этого человека и потому способен на весьма неадекватные поступки! Но мы, верные слуги Его Величества, должны преследовать истинные цели Его Величества! Если удастся обменять этого человека на уход войск из Сен-Мари… разве это не будет правильнее?

Второй голос упрямо забубнил о том, что спорить с Его Величеством или действовать у него за спиной очень опасно, но подошел палач с раскаленным докрасна железом, я услышал шипение на моей груди и уловил запах горящего мяса. Волна слабости бросила в черноту небытия.

Глава 21

Череп набит раскаленными углями. Я поспешно приглушил боль, пока снова не потерял сознание. Распухшие и слипшиеся от крови веки долго не могли расцепиться, а вспухшее от побоев лицо превратило глаза в щелочки.

Яркий свет факелов ударил, словно палкой. Я зажмурился, боль вернулась, я кое-как заглушил ее снова. Мое бесчувственное тело снимали со стены, расковывали и снова заковывали уже в другие цепи, переворачивая, как бревно.

Над головой прогремел, отдаваясь болью при каждом звуке, голос:

– Отмучился… Такому смерть – облегчение…

– Да уж, – сказал другой, – досталось ему…

Мелькнула вялая мысль, что поднимут и понесут, хотя бы ногами вперед, но не тут-то было: вытащили, как мешок с гнилым мясом, с размаха зашвырнули, гремя цепями, на телегу.

Я больно ударился и сообразил, что если чувствую, то еще не расчленили, пока еще не расчленили. Но везут, как понятно по лицам охранников с обеих сторон телеги, именно на расчленение.

На какое-то время потерял сознание, а когда очнулся от свежего воздуха и ветерка в лицо, издали доносится мерный шум. Лошадь идет шагом, над бортами вижу блещущие металлом шлемы и длинные пики.

Я уцепился за край и приподнял голову. Справа и слева очень близко проплывают дома, а спереди доносится ровный гул множества голосов. Стены уходят в стороны, как половинки занавеса, открывается широкая сцена площади. Цепь закованных в железо воинов удерживает толпу празднично одетого народа, а в середине площади из деревянного помоста торчит мощный ошкуренный столб с двумя металлическими цепями.

У подножья помоста красиво и очень старательно уложены вязанки дров и хвороста. В десятке шагов еще один помост, широкий и украшенный красным бархатом. Такая же красная дорожка устилает ступеньки и тянется через площадь к дальнему дворцу. На самом помосте одно кресло с высокой спинкой и несколько широких лавок.

Пока мы выдвигались на площадь, с той стороны примчались легкие повозки. Слуги подставили ступеньки с золотыми бляшками, Кейдан вышел дородно и величаво, за ним выпорхнула красивая и достаточно молодая женщина. Из других повозок сыпанули, как горох, придворные.

Мой возница сказал соседу с удивлением:

– Что-то Его Величество так рано… Обычно появляется, чтобы дать команду поджигать!

Второй ответил тихонько:

– Говорят, этот преступник его личный враг. Потому ничего не хочет пропустить.

– А-а-а, – сказал первый, – тогда понятно. Пусть наслаждается…

Лошадь неспешно дотащила телегу до помоста. Двое дюжих кузнецов быстро разбили скобы, что крепили цепи к телеге, меня подняли, всего обвешанного железом, поволокли по ступенькам наверх.

Лицом я оказался к помосту, где расположились Кейдан с его двором. Он подался вперед, жадно наблюдая, как меня поднимают и приковывают к столбу. Мне показалось, что у него потекли слюни.

За цепью стражников народ орет, размахивает руками, подбрасывает шапки. Все одеты по-праздничному, не на работу пришли – на развлечение. Вон уже снуют по толпе лоточники с пирожками, разносят кувшины с вином, продают кружками.

На королевский помост поднялся дородный мужчина во множестве одежд одна поверх другой. Когда он повернулся в мою сторону, я узнал Арнульфа, старшего над палачами, что провел всю пытку от начала до конца, не уступив этой радости никому больше.