Ревущая Тьма

Энтоптика помогала справиться с ослепительными прожекторами, переключившись в инфракрасный режим. Белизна вдруг превратилась в синеву, и из холода проявились силуэты сьельсинов, бледно-красные на ледяном фоне. С каждой секундой они бледнели. Я ринулся в атаку и тут же едва не споткнулся о труп ксенобита. Тот задохнулся воздухом, которым невозможно было дышать. Это заставило меня задуматься о доспехе, о миллиметровой мембране из высокотехнологичных полимеров, защищавшей меня от арктического холода, о каркасе из керамики, стекла и металла, окружавшем мою голову и качающем в легкие чистый воздух. В ухе запищал датчик, и, развернувшись, я увидел, что нахуте бросили сверлить «Скьявону» и переключились на нас. Выбрали путь наименьшего сопротивления.

С беззвучным кличем я повернулся к ним, приказав остальным следовать моему примеру. Вспыхнула плазма, благодаря энтоптике ставшая из фиолетовой темно-красной, краснее крови. Злобные маленькие машины падали, как саранча, как цикады в конце короткого лета, поливаемые плотным плазменным огнем.

Наверху закрутились турбины. «Демиург» оставался без хозяина, но аварийные системы работали, и вентиляторы принялись вытягивать гелий. Дроны меня больше не заботили. У нас были куда более серьезные и насущные проблемы.

Видимо, сьельсины переносили холод лучше, чем мы. Те, что еще стояли, бросились вперед – красные, огненные силуэты на фоне окружающей морозной синевы. На тех из них, что были в масках, не действовал не только холод, но и газ. Они ринулись в ближний бой. Почти все наши копейщики были заняты вьющимися над головами и вокруг нахуте, и ксенобиты легко преодолели расстояние до нас, перепрыгивая через тела погибших людей и своих сородичей и жутко крича, как обезумевшие птицы.

Меч просвистел у меня над головой. Я пригнулся, отмахнувшись клинком и начисто разрубив нависшего надо мной ксенобита. Черная кровь замерзла в воздухе, крошечными градинами зазвенела по полу. Оглянувшись через плечо, я увидел, как шеренги легионеров сменяют одна другую, расстреливая железных змей, злым дождем обрушивающихся на нас. Один нахуте стрелой метнулся ко мне. Я взмахнул мечом. Мимо пролетели уже два дымящихся куска. В холодной дымке я заметил закрытый статическим барьером люк «Скьявоны». Барьер защищал от проникновения внутрь гелия, так что Валка была в безопасности. В непривычной цветовой гамме шлема люк был обрамлен золотистым сиянием, ярким, теплым и даже радостным.

Я развернулся и вошел в плотный снежный туман. Мой сосед с криком упал, схватившись за горло, – дрон прогрыз его доспех и принялся сосать кровь.

Помочь легионеру я не мог. Было слишком поздно.

Проглотив тяжесть на сердце, почувствовав его биение, похожее на бой барабана, я двинулся с мечом вперед. Бледные вставали у меня на пути, их язык, хорошо известный мне, в их боевых кличах и дьявольских лозунгах вдруг зазвучал незнакомо. Один бросился на меня; я отрубил ему ноги и, повернувшись налево, рассек еще двоих. Мимо неслись плазменные дуги, сжигая и кромсая врагов – как сьельсинов, так и их летучих дронов.

Говорят, что начало новой эре меча положили межзвездные путешествия. Что, после того как тысячи кораблей погибли из-за шальных пуль, пробивавших оболочку или топливные шланги, мудрецы выковали новые версии любимого оружия рыцарей и солдат, самураев и кавалеров, воспетого во всех культурах от рассвета времен. Другие утверждают, что в этом виноваты энергощиты, что поле, изобретенное Каэланом Ройсом, требовало возврата к традиционному оружию. Мечи стали вынужденной необходимостью. Правда мне неизвестна. Я не военный историк, но, думаю, обе версии имеют право на существование. Сьельсинам была недоступна технология энергощитов, и они не изобрели ни огнестрельного, ни плазменного оружия. Возможно, они, волей судьбы ограниченные пространством своих кораблей, а до этого подземными лабиринтами родной планеты, считали мечи непревзойденным оружием.

В холодном тумане их керамические клинки были почти невидимы, и меня не раз спасал лишь доспех. Враги выскакивали из ледяной мглы неожиданно, их тепловые контуры терялись в лучах прожекторов «Скьявоны». На каждого, попавшегося на уловку Валки, приходилось по трое тех, кого от гелия спасли маски, и выжившие сражались с неизменной неистовой яростью.

Я заметил одного, более могучего, чем остальные. Его плащ, словно крылья, развевался за спиной. Он промчался мимо меня с мечом в мой рост, бликующем в лучах прожекторов. Одним ударом он поверг трех легионеров, целую триаду, покрошил их на куски. Их кровь утекла вместе с жизнью.

Я был мирмидонцем и повидал много жестокости. Поиграв в наемника, я узнал кое-что и о войне. Но то, что мы сделали с адмиралом Вентом на Фаросе, и то, что произошло до и после этого, включая столкновение со сьельсинами на Эмеше, не подготовило меня к этой бойне. Я думал, что истинные сражения – это те же мелкие стычки, раздутые до огромных масштабов, либо совокупность мелких конфликтов, объединенных, как клетки человеческого тела.

Оказалось, это не так.