Она встала рядом, и мы вместе уставились на готический фрактал «Демиурга», устремленный в бесконечную Тьму. Она стояла близко, почти вплотную ко мне. Я вдруг задумался: всегда ли она стояла так близко? Пахло сандаловым деревом. Не духами – ими Валка не пользовалась, – но после затхлого подземелья Кхарна этот запах был сравним с благоуханием розы в пустыне.
– Никто не говорил, что будет легко, – сказала она, сложив руки.
– Но чтобы так? – ответил я. – Это все равно что с животным разговаривать. Я могу добиться, чтобы меня понимали, но не могу быть уверен, что меня поняли полностью. – Я прижался лбом к стеклу. – Они как будто воспринимают только одно слово из дюжины, даже когда я говорю на их языке.
Повернувшись на сто восемьдесят градусов, Валка облокотилась на окно. Я чувствовал, что она улыбается, но закрыл глаза.
– Удивлены? Мы с вами прекрасно знаем, что наш язык – это порождение мозга, сформированного земными условиями. То, что сьельсины похожи на нас и так же умеют говорить, – совпадение. Неужели вы не заметили? Единственные понятные и нам, и им точки соприкосновения в наших языках – это материальные вещи. Предметы и действия.
Я повернулся к ней, увидел едва заметные линии по краям ее улыбки.
– Для них вещи весомее слов.
– Что? – Она на мгновение показала белые зубы. Прищурилась.
– Гравитация. Огонь. Камень. И так далее. – Я хлопнул ладонью по окну. – Все, что существует независимо от нас. Не надежда, любовь или обмен.
Валка вздрогнула, и я почувствовал, что она готовит ответный выпад. Я догадался, что она скажет, но не стал перебивать.
– Мне казалось, вы верите в истину. – Она сделала особый упор на последнем слове, чтобы наделить его тем же значением, какое вкладывали в него жрецы и маги.
– Верю… Верил. – Я отвернулся к окну и попятился. – Конечно. Но теперь мне кажется, что смысл слов «надежда» и «любовь» является истинным лишь для людей. Схоласты утверждают, что жить в согласии с истиной означает жить в согласии со своей природой. Мы с вами можем поспорить о том, что есть природа, но наверняка согласимся с тем, что природа сьельсинов совершенно иная. – Я усмехнулся. – Может, они и правда демоны.
– То есть истин две? Наша и их? – сказала Валка, все еще ища возможность меня уколоть. – Потому что природы тоже две?
Я вспомнил, как Варро рекомендовал мне придерживаться официального сценария согласно имперской истине, которая была ложной.
– Нет. – Я снова шагнул назад, подальше от окна и Валки. – Истина в том, что наша природа не сходится с их природой.
– То есть вы… что? – Валка повернулась спиной к черному кораблю за окном.
Выстроившиеся вдоль него, бдительные железные статуи пустыми глазами выглядывали из-за ее плеча. Я вздрогнул и зажмурился:
– Если я не смогу заставить их понять? – Я почувствовал, что покачиваюсь, как гребец в каноэ, и выровнялся. – Тогда все мои усилия пойдут прахом, и мы вернемся к тому, с чего начали. – Я еще попятился, пока не уткнулся в подлокотник дивана. – Мы?.. – Я обвел рукой вокруг, намекая, что за нами могут следить.
Валка покосилась в сторону, и дверь в кают-компанию закрылась с металлическим скрежетом. Щелкнули замки.
– Теперь одни, – строго сказала она. – Что случилось? Вы бледнее обычного.
Вдруг смутившись, я укутался в шинель, словно надеясь спрятаться от этих беспощадных глаз, как будто те были глазами всего легиона или какой-то далекой и холодной богини правосудия. Разумеется, это было не так. Это были всего лишь глаза Валки. И мы были одни.
– Это все видения, – признался я, так и не раздавив свой стыд сапогом, как змею. Выражение ее лица, когда я впервые рассказал о том, что мне открылось в Калагахе, никак не стиралось из памяти, и мне не хотелось вызвать его вновь. – Передо мной стоят картины, как мы воюем, как я воюю. Горят планеты и все вокруг. – Я не упомянул, что видел собственное тело с оторванной головой, сброшенное вниз, и не сказал, сколько раз наблюдал свою гибель. – Они говорят, так должно быть. Война должна быть. Но я… Валка, я не понимаю. Уму непостижимо! Выходит, у нас ничего не получится? Как бы мы ни старались? У нас нет выбора? – Я потер лицо руками. – Нам стоило подробнее расспросить Танарана. Узнать, почему они поклоняются Тихим. Что им известно? Я не могу просто взять и ляпнуть об этом в присутствии Смайт и Тора Варро. Что мне делать? Почему вы улыбаетесь?
– Адриан, переведите дух, – сказала она. Насмешливо? Раздраженно? Почему ее так сложно было прочесть? – Дышите глубже. Не все разом. Вы откусили слишком большой кусок.
Я помассировал шею, покрутил головой:
– Вы, как Гибсон, он тоже сказал… – Я небрежно махнул рукой, указывая вперед. – …Идти. Не спускать глаз с первоочередной задачи.
– Гибсон? – помрачнела Валка. – Он разве не умер?