Ревущая Тьма

– Мы здесь. – Красная точка зажглась там, где рукав Наугольника соприкасался с галактическим центром. – А вот здесь вы на нас нападали. – Оранжевые точки усыпали плотный звездный кластер в Вуали Маринуса. Сотни планет. Тысячи. Миллиарды потерянных жизней. – А вот все наши владения. – Территория Империи очертилась дружелюбным синим; княжества Джадда, Лотрианское Содружество, Дюрантийская Республика, Демархия Тавроса и десятки других, меньших государств от рукава Персея до края Галактики и до очага боевых действий в Наугольнике окрасились зеленым.

Миллиарды звезд. Десятки тысяч планет. Триллионы людей.

На лице аэты появилось выражение, которое я принял за шок. Ужас. Я понял, что мой план кусается. Сьельсины были хищниками и требовали соответствующего отношения. Нужно было научить их послушанию. Можно было даже пристыдить их и заставить заключить мирный договор без кровопролития. Уванари сдалось, потому что его били. Подчинялось нашим требованиям, потому что было в нашей власти, под впечатлением от нашей силы. Если сила была единственным, что понимали сьельсины, то с ними следовало говорить на языке силы.

– Так много… – тонким, приглушенным голосом произнес князь, но тут же обуздал себя. – Мы не склонимся перед вами! Не станем рабами yukajjimn!

Они действительно не понимали, что такое компромисс. Либо ты хозяин, либо раб. Партнерства и дружбы для них не существовало. Концепция равенства для сьельсинов была столь же чуждой, как они сами для нас.

– Не рабами, – подчеркнуто возразил я на галстани для удобства моих компаньонов.

Рабыня перевела.

Несмотря на многозначительные взгляды Смайт и Кроссфлейна, я продолжил:

– Мы будем соблюдать нейтралитет на равных правах. Просто закончим войну.

Араната оскалился прозрачными зубами.

– Нейтралитет, – повторил он, как будто никогда не слышал такого слова. – Его не бывает. Мы станем вашими игрушками.

Я поджал губы, вспоминая недавнюю дискуссию о том, чтобы позволить сьельсинам нападать на норманцев и так помочь нам расширить экспансию в Вуали. Но от необходимости отвечать меня спасла Смайт.

– Мы не станем вам указывать. Будем помогать друг другу, – предложила она.

– Служить друг другу? – скривился Араната. – Позор.

Слово «служить» в данном контексте означало нечто гораздо более личное, нежели дипломатические отношения. Наши слова пролетали мимо ушей друг друга, оставались непонятными собеседникам.

Смайт забарабанила костяшками пальцев по столу с нескрываемым раздражением, которое осталось незамеченным ксенобитами.

– Мы можем достичь взаимовыгодного соглашения.

Рабыня добрую минуту пыталась перевести «взаимовыгодное». Среди ее бормотания я вновь уловил слово «служить». «Служить». Делиться чем-то означало служить тому, кто это получает, а аэта мог только получать. Никакого взаимообмена, никаких обязательств, никакой nobless oblige[43]. Только власть против тех, кто недостаточно силен. Притеснитель и притесняемый.

– Мы можем найти способ обслуживать друг друга, – наконец произнесла рабыня.

Араната зашипел, как змеиный клубок, и с размаху ударил девушку в бок. Его когти порвали плоть; рабыня упала, охнув и схватившись за рану. Я был ближе всех и бросился на помощь, не обращая внимания на призывы Кроссфлейна остановиться и внезапное напряжение за сьельсинским столом. Я толком не знал, что делать, но не мог спокойно сидеть. У меня не было под рукой бинтов, я не разбирался в медицине и действовал инстинктивно. Араната поднялся на ноги.

– Обслуживать, – процедил он. У слова был выраженный, но непонятный мне сексуальный подтекст. – Мы не станем вашими рабами. Я не стану.

Кровотечение не было обильным. Несмотря на силу удара, вождь не намеревался рвать ее когтями и лишь поцарапал. Я помог рабыне сесть, стараясь не смотреть на ее изувеченные руки, бесполезно хватавшиеся за раненый бок. Она была очень легкой, не тяжелее выброшенной на берег коряги, и почти бесплотной, такой, что мне показалось, она может растаять у меня на руках.

– Отойди! – взвыло Нобута, дергая цепь. – Она моя!

Я поймал серебряную цепь рукой. Годы, проведенные в условиях сильной гравитации Эмеша, не прошли даром, и я, не шелохнувшись, метнул в ребенка-пришельца грозный взгляд. Тот заскулил.

– Ты цела? – спросил я девушку, не выпуская цепи.

Она не ответила. Возможно, не могла. Ее глаза! Читатель, ее глаза! Как бездонные колодцы, как зеркала, отражающие… ничто. Свет, наполнявший их при рождении, давно потух, и она лишь повторяла мои слова на языке сьельсинов. «Ты цела?» Наши глаза встретились, и на миг я заметил слабую искру в ее взгляде, одинокий уголек, спрятавшийся среди пепелища. Она не была женщиной из моего видения, но и Араната не был темным властелином. Ее искалеченная рука дотронулась до моей, удлиненные пальцы никак не могли сжаться. Она прошептала два слова слабым, сухим, как старая листва, голосом. Я никогда их не забуду. Они прозвучали так тихо, что мне пришлось напрячь слух. Но я услышал.

– Убейте меня, – произнесла она.

Это был единственный раз, когда она говорила по-человечески. Я в ужасе отдернул руку.

Искра потухла.