Ревущая Тьма

– Кто тогда? – спросил я, подходя к нему, пока он наматывал вокруг меня круги на невидимой арене. – Кто я?

– Ты – то, что останется, когда все это, – он указал через плечо, как будто все мои имена и люди, произносившие их, в самом деле были дымкой, – уйдет. Ты – та часть себя, что переживет эти перемены. Та единственная деталь корабля, которую не мог заменить древний Тесей.

– Сам Тесей.

– Вот именно, – сказал Гибсон, кладя руку мне на плечо. – Теперь понимаешь?

Я решил, что понимаю.

– Забыть о побеге. Забыть о Красном отряде. Отпустить Хлыста и Джинан.

Он один раз качнул головой. Отрицание? Или удивление?

– У тебя есть долг и цель. Так двигайся к ней.

– Я не знаю как, – сказал я и опустился на край кровати.

– Только вперед, – ответил Гибсон, покручивая в руках трость. – Главное – не выпускать нить.

– Как Тесей? – спросил я, представляя, как древний грек крадется по лабиринту ужасного Минотавра, разматывая нить.

– Точно. Все прочие заботы, – махнул он рукой, – лишь отвлекают тебя от цели. Человек может удержать воду в горсти, но только несколько капель. – Он иллюстративно сложил руку лодочкой. – Ты на верном пути, главное – не сбиться с него.

Мои пальцы сжали простыню.

– Это непросто. Нить запуталась.

– Ты сам все усложняешь. Завязываешь узлы. – Гибсон повернулся ко мне спиной, держа трость, как профессор на лекции, впрочем, таковым он и был. – Древний фригийский царь Мидас привязал повозку своего отца Гордия к столбу таким тугим и сложным узлом, что никто не мог его распутать. Говорили, что распутавший его будет однажды править всей Азией. Пятьсот лет люди пытались это сделать – погонщики скота, земледельцы, воины, сыновья и внуки Мидаса. Ни у кого не вышло.

Я знал эту легенду, но знакомые интонации Гибсона даже во сне действовали на меня успокаивающе. Я мысленно представил эту пыльную повозку, привязанную к белокаменной колонне.

– Пока не пришел Александр, – прошептал я в один голос с Гибсоном.

– Пока не пришел Александр, желавший завоевать Персию и лежащие за ней земли. Он слышал пророчество и – иначе бы он не был Александром – знал, что там говорится о нем. Зная это, он всерьез разгневался, когда не смог распутать узел, который оказался точь-в-точь как в легенде и никак не хотел развязываться. Александр долго возился с узлом, не сомневаясь, что повелевать миром было его предназначением. Он надеялся, что судьба подаст ему знак, подтвердит его веру. Он знал, что ему предстоит править, и потому видел узел преградой на своем пути. И тогда он взял меч…

– …и разрубил узел, – закончил я в подушку.

Не знаю, был это сон или пророчество вроде того, что подвигло Мидаса привязать отцовскую повозку к столбу. Я знал лишь, что, проснувшись, остался один. Гибсона не было. Однако…

Гибсона не было рядом уже давно. Я жил без его наставлений почти столь же долго, как и с ними, и теперь, когда я пишу эти строки, те короткие годы, что мы провели вместе, кажутся ничем в сравнении с прожитыми мной веками. Но Гибсон остается со мной, даже в уединении моей кельи. Я одинок, но он рядом, он – часть меня, как и все те, кто дорог нам в нашей жизни.

Человек – сумма своих воспоминаний, а также сумма всех тех, кого он встретил, и того, чему у них научился. Это весьма воодушевляет, ведь знания и воспоминания переживают внутри нас любую бурю, каждую маленькую смерть.

Глава 60 Павильон

Наша колонна маршировала по широкому коридору, где хватало места для десяти человек в ряд. Так мы и выстроились. Рыцарь-трибун отдала приказ о мобилизации первой и второй центурии, и теперь они шагали за ней и старшими офицерами: Кроссфлейном, Лином, Гринло и другими, незнакомыми мне. Джинан с лейтенантом Ханасом тоже были здесь. Был и корницен с хрустальным горном, и солифер с имперским красно-белым штандартом. Имагинифер нес на шесте голографический портрет его величества, а сигнифер – знамя Четыреста тридцать седьмого легиона с меднокрылым орлом и скрещенными мечами. Следом за ними шагали хилиарх и первый центурион с опционом, затем – десять декад первой центурии: декурионы, триастры, легионеры. Настоящее красно-белое море.

Настал черед второй центурии. Мы шли мимо выстроившихся по обе стороны СОПов Кхарна Сагары, глядевших на нас безжизненными глазами. Под кожей их осунувшихся лиц тускло сиял призрачный свет. На некоторых была знакомая мне форма цвета хаки, другие были голыми. Среди красной, горячечной плоти мерцали индикаторы, тут и там виднелся матовый черный металл имплантатов. Они стояли молча, лишь взглядами сопровождая наш путь к нависающей арке.

Мы тоже соблюдали тишину, пока массивные двери не поднялись перед нами, подобно вратам средневекового замка. Протрубил горн, и солдаты Соларианской империи хором крикнули, взывая к богине-матери:

– Земля! Земля!

– Земля! – крикнул с ними и я, хотя не молился и не верил.

Сыны человеческие прибыли.