Ревущая Тьма

Я почувствовал, как между лопатками будто проворачивается нож, но сохранил как можно более невозмутимое выражение лица.

– Смайт просила вас ответить, что мы хотим, чтобы ксенобиты перестали терзать наши колонии, но вы… вы сказали, если не ошибаюсь: «Oretiri vaa ti-orruu sucoruyuyaya».

«Взглянуть незатуманенными глазами».

Он процитировал меня в точности.

Я промолчал.

Что-то промелькнуло на патрицианском лице схоласта. Удивление? Раздражение? А может, мне просто почудилось. Это насторожило меня не меньше, чем все прочее, чему я стал свидетелем в тот удивительный день. Насколько невероятным должно было быть все, что со мной происходило, если даже схоласты улыбались?

– Хочу попросить вас в будущем придерживаться сценария трибуна и следовать инструкциям.

– Это она попросила вас со мной поговорить? – спросил я.

Извинение. Вот что означало его выражение лица. Смущение, стыд. Оно было совсем незаметным, и другой человек на моем месте, зная, что Варро, как и все члены его ордена, эксперт по части сокрытия эмоций, пропустил бы его. Но я давно изучал человеческие лица, запечатлевал их с помощью угля и чернил и смог прочесть его эмоции.

– Она сочла, что с представителем нашего ордена вы будете более дружелюбны. Как я понимаю, однажды вы хотели стать одним из нас.

– С тех пор много воды утекло, – ответил я сухо, без теплоты.

– Но вы не настолько стары.

– Дело не в годах, – возразил я, – а в пройденном пути.

Мне показалось, что схоласт снова улыбнулся.

– Смайт знает? – спросил я.

– Что вы сказали то, что не должны были? Да. Но я не думаю, что ваш поступок поставил под угрозу эту миссию.

Схоласт сложил руки. Руки не анемичного ученого, а мускулистые, созданные неизвестным мне трудом. Я мог лишь гадать, чем занимается его орден. Тогда я не был знаком с догматами халцентеритов. Эта малоизвестная секта уделяла куда меньше внимания самосозерцанию и молчаливому изучению человека и звезд. Вместо этого они занимались тяжелым трудом и скитались по миру живых. Все схоласты трудятся, чтобы содержать в порядке свои колледжи и монастыри. Им запрещено пользоваться любыми технологиями, что сложнее электрической лампы, и потому они вынуждены вкалывать и пахать. Однако Варро был куда больше похож на гладиатора, чем на крестьянина или каменщика.

– Одного не понимаю, – произнес он.

– Чего, советник?

– Зачем вы здесь? – спросил он без вызова, хотя другой на моем месте мог бы счесть такой вопрос оскорбительным. – Вы, сын лорда. Перед вами были открыты все пути. Почему вы выбрали такой перипатетический[39] образ жизни?

Я взял долгую паузу, пожевывая щеку. В голове беззвучно раздавались слова, которые я слышал во снах, заново вызывая в памяти все ужасы, которые мне показали.

«Так должно быть».

Но в ответе я не стал упоминать о видениях. Я не представлял, как объяснить Варро, что такое Братство или Калагах, даже если бы мне захотелось. А мне не хотелось. Говорить правду влекло еще меньше. Правда заключалась в том, что я покинул дом исключительно из-за детской тяги к приключениям, из-за легенд о Симеоне Красном, Касии Сулье и Аршаме, принце Джадда. Из-за легенд о Кхарне Сагаре. Какими глупыми теперь казались эти мечты того, прежнего Адриана!

– А зачем здесь вы? – ответил я вопросом на вопрос. – Вы могли бы получить назначение в любом месте, но вы здесь, в легионах.

Это был дерзкий вопрос, но вопрос Варро был таким же.

– Это мой долг, – ответил он не раздумывая.

– Перед Империей?

– Перед человечеством.

– Думаете, я считаю иначе? Почему? Потому что я вырос в замке? Судя по вашей внешности, вы тоже. Я здесь, потому что так правильно и потому что могу принести пользу.

Острые глаза схоласта сощурились, словно он хотел разглядеть во мне что-то, невидимое без микроскопа.

– Смайт права насчет вас. Вы идеалист, – вдумчиво произнес он.

– Я бы так не сказал.

Я уже вдоволь наслушался. Варро донес до меня все, о чем его попросила Смайт, а все остальное было… расшаркиваниями? Допросом? Предупреждением?

– О? – произнес схоласт.

Хотя я уже развернулся, мне пришлось повернуться обратно и сказать в ответ:

– Я никогда не утверждал, что наверняка добьюсь мира или того, чего мы тут добиваемся. Я могу лишь говорить правду.

– Ах, правду… – Варро переступил с ноги на ногу и отвел взгляд. – Вам следует говорить нашу правду. Придерживаться протокола. Иначе вы бесполезны.

– Вашу правду? – повторил я, глядя на халцентерита. – Простите, советник, но вы, кажется, схоласт? Правда всегда одна.

Я с трудом сдерживал удивление, отвращение. Вам может показаться странным, что я, солгавший в своей жизни тысячи раз, был так возмущен его суждениями. Но он был схоластом. Ученым, посвятившим себя науке, философии естественной и неестественной. Он не должен был заниматься такой казуистикой.

– Лорд Марло, мы живем в трудные времена, и у нас трудная задача, – отмахнулся Варро. – Вам следует это понимать. Я изучил протоколы с Эмеша и знаю, как вы относитесь к истине.