Ревущая Тьма

Араната в ярости развернулся и отвесил ей звонкую оплеуху. Девушка шлепнулась на пол, как мокрое полотенце, и замерла.

– Abassa-do! – воскликнул стройный, одетый, как Араната, сьельсин, державший ее цепь. – Нет!

Я остолбенел, потерянно блуждая глазами между ксенобитами и нашими солдатами. Abassa-do. Abassa… «Отец». Я повернулся, пытаясь осмыслить это новое знание. Отец. Родитель. Прежде я никогда не видел сьельсинских детей, – думаю, никто не видел. Но, глядя на существо по имени Нобута, я понял. Черты его лица были более округлыми, мягкими, рога – более короткими, глаза – широкими. Оно было значительно ниже родителя, гораздо у́же в плечах и стройнее, чем взрослые.

Ребенок.

Да простят меня Земля и император.

– Я врач, – сказал Тор Варро ксенобитам, бросаясь к девушке. – Вы ее покалечили.

А у него тоже был свойственный схоластам талант преуменьшать.

– Нет, это мое! – преградил ему путь Нобута.

Схоласт сжал кулаки – удивительное проявление эмоций для члена ордена, – но отступил.

– И с этими чудовищами мы хотим мира? – тихо сказал Бассандер.

Он шагнул вперед, но Райне выставила перед ним руку. Джинан ругалась на джаддианском себе под нос. Честно говоря, здесь я согласился с Бассандером. Я таращился на разрезанные ступни девушки, а внутри меня зарождалось мрачное чувство. Я раздумывал, что ждет пять тысяч подарков Кхарна. Подарков от Райне.

– Okun-se! – прогремел в шуме голос князя Аранаты, холодный и безжизненный, как руки Братства. – Ты!..

Я не сразу понял, что аэта обращается ко мне. Позади него ребенок Нобута ласкал покрытое шрамами лицо переводчицы.

– Танаран говорит, что тебе знакома честь. Звериная честь, но все-таки честь. Зная об этом и зная, как ты поступил с моим ичактой, я желаю знать правду. Чего вы хотите?

– Чего мы хотим? – повторила Райне Смайт, когда я перевел. – Чтобы оно и его солдаты перестали терзать наши колонии.

Я повернулся к нависшему надо мной аэте. Варро отвлекся на раненую девушку, и у меня появился шанс – мимолетный шанс – сказать правду, не пользуясь заранее заготовленным сценарием.

– Я хотел посмотреть на ваш народ незатуманенными глазами, – повторил я ответ, данный когда-то Гиллиаму Васу. – И добиться мира.

– Мир! – рявкнул Араната. – Qilete!

Лишь услышав это слово из уст сьельсина, я осознал, в чем проблема.

В сьельсинском языке мир обозначался тем же словом, что и повиновение.

Глава 58 Халцентерит

– Что ж, все вышло примерно так, как я ожидала, – понуро сказала Смайт, когда мы вернулись на «Скьявону».

Никто не ответил сразу, принимая во внимание те фигуры, что волками бегали между нами в тишине. Мы были на верхней палубе, в помещении, где хранились скафандры, а в потолке имелся задний шлюз. На наших глазах в него по служебному рукаву, протянувшемуся от расположенной над кораблем вспомогательной платформы, полезла женщина-рабочий. Смайт резко приказала ей покинуть помещение. Мы могли бы поговорить в кабинете рыцаря-трибуна, но она начала заводиться прежде, чем мы туда добрались.

Ей не давала покоя сделка, которую она заключила. Я видел это по ее глазам. Ее черная сделка с Сагарой и то, как он передал ее подарок сьельсинам. Она вновь и вновь вспоминала бедную замученную переводчицу и укоряла себя за то, что сделала, представляя, какая судьба ждет тех несчастных, а также оставшиеся пятнадцать тысяч человек, переданных Вечному повелителю Воргоссоса.

– Ну? – к моему изумлению, первым, словно прочитав мои мысли, подал голос Бассандер Лин. – Рыцарь-трибун, вы… – Он спохватился и мгновенно выправился. – Мэм, прошу позволения говорить искренне.

Смайт дала разрешение взмахом трости.

Бассандеру все равно было неловко, но он устремил взгляд в точку над головой начальницы и сказал:

– Вы видели, что они сделали с бедной рабыней?

– Сложно было не заметить, – процедил Кроссфлейн.

– Каким животным нужно быть, чтобы сотворить такое?

С тех пор я успел узнать, что среди сьельсинов величайшей честью считалось пользоваться трудом других. Жизнь этого народа зависела от состояния и надежности их кораблей, и возможность ничего не делать в таких условиях была великой роскошью. Тем почетнее было иметь рабов, живые игрушки, существ без киати, от которых нет пользы. Пытки людей были проявлением власти и гордости, символом того, как переломить человечество – великого врага – через сьельсинское колено. Я знал людей, которые поступали так же, но говорить об этом Бассандеру не стал.

– Это ужасно, – почти шепотом проговорила Джинан.

– Как бы то ни было, – проявив весь свой солдатский прагматизм, заявила Смайт, – у нас впереди много дел.