Для глобального мира, накрытого единой информационной сетью, уже не имеет такого значения, где именно происходит событие, поскольку оно все равно будет в тот же миг присутствовать на экране телевизора. Правда, мгновенность получения информации или замедленность в ее доставке не являются основным параметром, ведь и императору Павлу в далеком прошлом приходилось выдумывать разные методы борьбы с французским вольнодумством, хотя скорость распространения информации была тогда не столь существенной. Глобализация оказывается работающей в другом аспекте, мы вступили в мир идей, оставив далеко позади мир вещей. Идеи движут миром. Если Глеб Павловский говорит о регулярном (раз в 10–15 лет) идейном взрыве, когда идеи оппозиции становятся идеями власти [43], то Юрий Лотман в свое время подчеркивал, что мы живем в бинарном, а не тернарном мире, как это имеет место на Западе [44]. По этой причине любая смена носит принципиально разрушительный характер, поскольку происходит в ожесточенной борьбе с противоположной точкой зрения. Вероятно, отсюда вечное повторение мантры об отсутствии альтернативы, столь излюбленной властями на просторах СНГ.
Возможно, что период 10–15 лет каждый раз связан с определенным биологическим ритмом – входом нового поколения, которое пытается внести изменения в принципиально неадекватный мир, который строится. Оттепель времен Никиты Хрущева также была вариантом своеобразной революции, поскольку советская схема развития не предполагала такой смены части существенных «силовых координат» данного общества.
Считается, что западный и наш мир отличаются как мир процедурный и мир процессный (В. Сергеев и др.). Процедурная ситуация обладает возможностью опоры на конкретные шаги и направленные движения. Процесс делает меньший акцент на цели, больший на движение. Нахождение в процессе (а мы всегда что-то строили, не имея конкретных сроков) предполагает более жесткий вариант внешнего управления. Течение процесса можно менять только внешне: или внезапным прозрением властей (типа горбачевской перестройки), или революцией, которая во многих цветных вариантах если не продиктована, то поддержана извне страны.
Практически все говорят об этом внешнем компоненте цветных революций. Можно привести лишь малую толику мнений.
Киргизия: «В итоге следует, по сути, констатировать провал оранжевого сценария, технологии которого оказались отнюдь не универсальными. Именно их поражение в технологическом и информационном поле привело к тому, что оппозиция решилась на открытое насилие. Не пошло на пользу и просвещение масс, которые с радостью кинулись при первом удобном случае грабить магазины. Впрочем, интересно, что ни одно из представительств НПО разгрому не подверглось» [45. – С. 47].
Узбекистан: «На Западе по-разному оценивают трансформационные процессы в Узбекистане. Но мало кто хочет быть реалистом, когда речь заходит о демократических реформах. Торопят, критикуют. Признают, что традиции демократии даже самыми лучшими законами установить невозможно. Но требуют чуда. Но его не будет. Реальная демократия станет возможной, когда сменится второе поколение политической элиты» [46. – С. 118].
Россия: «Политика России сейчас напоминает поведение интеллигента, которого грабитель бьет по морде. Но – с вежливой улыбкой. А интеллигент, вместо того чтобы дать сдачи той же монетой, ошарашенно глядит на эту улыбку и бормочет: «Ну давайте же договоримся, мы же культурные люди…» [47. – С. 30].
Как видим, налицо как минимум непонимание действий Запада, потеря понимания того, что это может трактоваться как нейтральная позиция. Частично это связано с тем, что перед нами развернулись кардинальные смены ситуации, которые вызывают к жизни как ярых сторонников, так и не менее активных противников. В результате во всех этих странах активируется противопоставление «мы» и «они». Революция, которая прячется за выборами, представляет собой достаточно странный феномен, поскольку революция и выборы принципиально противостоят друг другу.
Однако, по нашему мнению, одновременно не следует преувеличивать результативность прошедшего года революций. Я бы подчеркнул элементы некоей вторичности этих процессов, занижающей столь яркое, почти голливудское происшедшее. Кстати, мыльные оперы тоже незабываемы, но движения вперед в них не происходит.
Среди факторов занижения можно увидеть следующие:
• перед нами проходит повтор людей, которым пришлось пройти процесс определенного ребрендинга, поскольку все они являются птенцами гнезда предыдущих правителей, которых они с позором изгнали, то есть это косметика, а не хирургия;
• повтор идей: новых идей нет, все новые лидеры приходят с тем же набором, с которым шли их предшественники (рынок, демократия и так далее), поскольку своих идей у нас вообще нет, мы их все берем извне;