Революция.com: Основы протестной инженерии

Если Запад работает с другим горизонтом планирования, то и Россия начинает заниматься соответствующим поиском собственных глобальных проектов, что, кстати, полностью относится к сфере виртуальности. Например, поднимается вопрос об отсутствии у России собственных модернизационных проектов: «Пока сохраняется сырьевой тренд российской экономики, все, что мы им можем предложить, – стать тем местом, по которому будут проходить российские газовые и нефтяные трубы в Западную Европу. Неудивительно, что такая альтернатива в их глазах проигрывает даже нескорой и мучительной интеграции в Европейское сообщество» [21]. Вероятно, не привлечет внимания и «новый советский проект» Сергея Кара-Мурзы, хотя бы по причине того, что он будет прочно ассоциироваться с прошлым, а всем свойственно избирать будущее, а не прошлое [22–26].

Виртуальность создается при помощи новых «машин виртуальностей», куда на сегодня можно отнести Интернет. И в Мексике в случае восстания саппатистов, и в Украине Интернет создал зону вне контроля власти, где удерживалась иная интерпретация действительности.

Рифат Шайхутдинов формулирует очень четкое правило: власть получает тот, кто пользуется новыми механизмами ее осуществления и удержания [27]. В их числе он упоминает и технологии, которые используют народ. Власть, с его точки зрения, сама демонстрирует, что она уже «готова» и «созрела». К числу таких сигналов относятся следующие:

• власть начинает искать преемника, подтверждая худшие опасения народа, понимающего, что демократических выборов не будет;

• власть отказывается от применения силы, то есть отказывается от своей основной функции;

• власть приглашает на выборы международных наблюдателей, демонстрируя готовность принять внешнюю легитимность;

• подчинение СМИ государству;

• усиление недоверия бизнеса к власти;

• политтехнологи выкидывают белый флаг.

Во многом все эти сигналы демонстрируют разрушение виртуального образа власти. Власть пытается попасть в новую позицию, выполнять новые функции, но это ей не удается. Потеряв старые функции, она не восполняет их новыми.

Олег Матвейчев подчеркивает принципиальную необучаемость российской власти: «Власть у нас не понимает, как все это делается технологически, поэтому она выводы может сделать, но реально предотвратить не сможет» [28]. Однако киевская ситуация демонстрирует, с нашей точки зрения, и другое: власть не может увидеть угрозу, исходящую от виртуальных «машин», поскольку обладает монополией на машины материальные. Нереальная с точки зрения властей угроза не может привлечь достаточно сил для ее отражения.

При этом принципиальным моментом является то, что власть принимает (в результате разнообразного вида давлений) на себя обязательство: ни в коем случае не применять силу. Власть должна действовать только в рамках «ненасильственных технологий», с которыми идут ее ниспровергатели. В результате образуется вариант «дуэли», при которой второй дуэлянт повторяет вариант оружия первого. С. Телегин акцентирует это смешение в иное пространство для реализации столкновения. «Власть, которая действительно сопротивляется бархатной революции, заведомо не может ее подавить, так что для свержения такой власти требуются совсем иные технологии» [29]. Кстати, это типично стратегическое решение оппозиции: сражаться надо там, где тебя ждет победа.

Возрастание роли виртуальности отражается на всеобъемлющей роли политтехнологов, которые постепенно сместились как в центр успеха, так и в центр скандала и провала. Сегодня Марат Гельман заявляет, что его не интересует украинская политика [30]. При этом он признал авторство столь широко осуждаемых «темников» [31]. Глеб Павловский как еще один российский «фигурант» украинской ситуации говорит следующее: «Революцией» в Киеве все постоянно запугивали друг друга, но всерьез не верили. Это была вообще одна из центральных тем пропаганды с обеих сторон, что отвлекало от оценки ее реальности. Модели, как может выглядеть реально киевская революция, – я не представлял» [32]. Павловский, кстати, возник не только в уголовном деле об отравлении Ющенко, но и в художественном образе как имиджмейкер международного класса П. И. Дловский [33].

В числе создателей киевской виртуальной реальности возникли и две американские фирмы. Одна из них вызвала резкое неприятие, и ей было отказано в правдивости ее претензий [34–35]. Зато о другой вообще не упоминается, что является странным, поскольку именно эта фирма получила премию за лучшую международную кампанию года [36]. Это фирма «Аристотель», основанная в 1983 году и имеющая офисы в Атланте, Лондоне, Сан-Франциско, Торонто и Вашингтоне [37–38].