Девяткин стоял над ним, держа пистолет в левой руке. Видно, правое плечо, было сильно ушиблено или сломано. Лицо бледное от ярости, на плечах висит разорванная до пупа окровавленная майка. Щелкнул взведенный курок, ствол пистолета уперся в лоб. Вадим сглотнул сладковатую слюну пополам с кровью, закрыл глаза и подумал, что жить ему осталось совсем недолго, минуту или того меньше. Умирать богатым совсем невесело, особенно когда ты не успел попробовать, какое оно, это настоящее богатство, на вкус и цвет.
— Я не хочу подыхать, — сказал Вадим. — Но мне нужны гарантии. Ну, я должен быть уверен, что вы меня…
— Если скажешь правду, останешься жив, — сказал Девяткин. — Гарантия — это мое слово.
— Всего лишь?
— Я должен расписку написать, собственной кровью? Ты наверняка слышал про меня. И должен знать, что Юрий Девяткин никогда не врет. Самое трудное — получить от меня обещание. Если я что пообещал, — выполню. Железно.
— Хорошо, — Вадим подумал, что в его положении требовать гарантий — просто смешно. О Девяткине он кое-что слышал. Уважаемые люди говорили, что этот мент — честный. — Спрашивай.
— Какого хрена тут викторину устраивать, — Девяткин снял курок пистолета с боевого взвода. — Сам говори. Но запомни: одно слова вранья и…
— Ольга Наумова жива, — выпалил Вадим те спасительные слова, которые могли сохранить жизнь. — Она должна была лететь в Россию вместе с Чарли Тревором, каким-то искусствоведом из Лос-Анджелеса. В Москве продавалась старинная коллекция русского антиквариата. Условие продавца было жестким: или берете товар сейчас, сразу. Или вещицы купит другой человек. Ольге ничего не оставалось, только соглашаться. Но за два дня до поездки ей стало плохо. Ее рвало двое суток почти без остановки. Были сильные головные боли, головокружение. Она едва могла передвигаться без посторонней помощи, так ослабла. Поэтому позвонила сотруднице, которой доверяла, и попросила лететь вместо нее. Ольга отдала ей билеты на самолет эксперту по старинному прикладному искусству Ольге Моулиш и познакомила ее с Чарли. Я узнал об этом задним числом, когда все было кончено. И эту чертову Моулиш вместе с Тревором уже залили бетоном.
Вадим замолчал, переводя дух. Говорить было трудно, он по-прежнему испытывал боль в животе, в груди что-то свистело, а язык сделался резиновым.
— Я узнал об этой ошибке от людей, которые помогали мне в Америке, — сказал Вадим. — Ольга находилась в больнице Лос-Анджелеса. Ей стало лучше, врач сказал, что выпишут не сегодня так завтра. Короче, я узнал обо всем и решил, что ошибку можно исправить. Отвернуть ей голову и закопать где-нибудь в пустыне. Мои люди были готовы выполнить это небольшое поручение. Но в последний момент я вспомнил о Джоне Уолше. Этот непредсказуемый малый способен на любой отчаянный поступок. Черт знает, что от него ждать, как-никак он сотрудник ФБР, хоть и бывший. Ольга — это та ниточка, с помощью которой Джоном легко управлять. Короче, я решил: до того момента пока не огласят завещание Наумова, пока я не буду полностью уверен, что выиграл партию, Ольга останется жива. Мои парни похитили ее прямо из больницы. Это было нетрудно сделать. Все произошло в тот день, когда я прилетел в Америку. Позже я видел, как Джон нервничал, ожидая появления жены, и втайне злорадствовал…
— Где она сейчас?
— В Лос-Анджелесе, — губы потрескались и едва шевелились. — Точнее, ее содержат в старом уединенном доме на окраине поселка, что в пятидесяти милях от города. Она заперта в подвале, но чувствует себя неплохо. У нее есть все, что нужно для нормального существования: пища, чистая вода, туалет и даже кровать. За ней присматривают три парня. Это весьма квалифицированные люди из Майами. У них большой опыт в мокрых делах, и прятать концы они умеют. Их услуги стоят недешево, но, как говорится, есть гарантия качества.
— Чем больна Ольга? — спросил Девяткин.
— Господи, она здорова. Ее недомогание — это просто следствие сильной интоксикации. Такое довольно часто случается у беременных женщин.
Девяткин присел на корточки и взглянул на Вадима с интересом:
— Не понял. Она беременна?
— По-твоему беременная женщина это противоестественное явление? — впервые Вадим усмехнулся. — Разве Джон об этом не знал? Ничего себе муж…
Радченко, стоявший за спиной Девяткина, шагнул вперед:
— Отсюда до Калифорнии две тысячи миль. Рано утром откроют пункты проката. За двадцатку в сутки можно взять небольшой фургон для перевозки мебели. Мы же не можем везти его в багажнике «Форда». Да и в багажник эта туша не войдет.
Глава 25
К утру океан не успокоился, в тучах, закрывших небо, не видно просвета, моросил дождь. В восемь утра Радченко был на стоянке фирмы, выдающей напрокат небольшие фургоны для перевозки мебели. Он осмотрел одну из машин: грузовой отсек такой просторный, что в нем запросто поместится десяток арестантов. Оставив «Форд» на общественной стоянке, он вернулся назад, подогнав фургон к самому дому. Вадиму развязали ноги, чтобы не тащить его на себе, и затолкали в кузов.