Ревизор: возвращение в СССР 2

Я представил, как Никифоровна с её весом порхает по лесенке между стеллажами с тяжеленными ящиками в руках и понял, что Адамыч всё продумал. Когда его нет, отгрузкой будет заниматься Никифоровна, а она возьмёт то, что пониже лежит. И грузчиков очень кстати на базе не было, хотя по штату положено…

Арсений осмотрел ящики. Этикетка гласила, что один ящик упакован пять лет назад, а два других — четыре.

— Вы же смотрите на даты, когда ревизию проводите? — спросил я Потёмкина.

Он промолчал.

— Кто на них смотрит?! — с досадой ответила за него Никифоровна. — Есть, что посчитать, и ладно.

Все молчали. Я вскрыл бутылку из самого первого ящика, которую так и держал в руках. Понюхал. Чай.

— Я так понимаю, — сделал вывод я, — если в ящике или коробке обнаружится хотя бы один муляж, то и всё остальное там тоже муляжи. Нет смысла подменять только один товар из упаковки.

Арсений вскрыл все три ящика. В них тоже оказались подделки.

— Надо вызывать ОБХСС! — решительно сказал он, — дальше будем работать только с ними.

Глава 20

24.02.1975 г. База в г. Святославле

На этом работа встала. Арсений с Никифоровной ушли в кабинет Цушко — звонить в ОБХСС и договариваться о совместной работе. Я, вспомнив о своем обещании бабке, достал словарь французского и принялся учить слова, бормоча их себе под нос. В словаре была транскрипция каждого слова, что существенно облегчало работу, учитывая, что многие гласные звуки во французском формируются из двух и даже трех букв. К счастью, ударение всегда на последнем слоге. Хоть это плюс.

Женщины очень любопытны, так что я не удивился, когда милашка Лиля подошла ко мне посмотреть, чем это таким я тут занят.

— Французский учу, — вздохнул я.

— Шерше ля фам! — игриво сказала Лиля.

Это я понял.

— Постоянно! — ответил ей.

Девушка тут же покраснела, словно не сама со мной и заигрывала. А у меня что-то пропал интерес к французскому, в таком возрасте он ничто на фоне красотки рядом. При этом мысли про Юлю мне совсем не мешали — с ней мы двигаемся такими темпами, что поцелуй в щечку, похоже, самое смелое, что мне светит в ближайшие полгода. За десятки лет прошлой жизни я привык к гораздо большему.

Но тут вернулись Арсений с Никифоровной.

— У них все на выездах, сегодня никак! — объявил наш начальник с некоторой грустью. Видно было, что ему не терпится продолжать, — только завтра смогут к нам присоединиться.

— Раз такое дело, то сейчас все идем на обед, — сказала Никифоровна, — а потом будем расчищать место на складе, где во время проверки будем складывать подделанные товары. Иначе, если их окажется много, потом может возникнуть путаница.

После этого объявления Никифоровна тут же куда-то убежала.

— Ну, что? Куда обедать пойдём? — спросил я.

Влад пожал плечами.

Внезапно дверь открылась, и из нее выглянула Никифоровна.

— Пашка. Подь сюды!

Я зашел внутрь.

— Помоги мне скоренько людей накормить, — попросила она и взяв меня под локоть потащила в свою коморку.

— Конечно. Что делать-то?

— На, пока картошку чисти, — сказала она, ставя на примус кастрюлю с водой.

— Хорошо. Я сейчас вернусь! — пообещал я ей и побежал к нашим.

— Никто никуда не уходит! — крикнул я им, выглянув из дверей. — Скоро обедать будем. Здесь.

Вернувшись, я начистил за несколько минут картошки. Никифоровна одобрительно смотрела на меня и цокала языком, закидывая картошку в кастрюлю. Знала бы она, сколько я этой картошки перечистил! У меня холостяцкий стаж — ого-го!

Через полчаса мы сидели за столом, дружно уплетая варёную картошечку с консервированным крабовым мясом и голубцами. Это все было из банок, разогретых на сковороде на том же примусе.

Я украдкой присматривался к Славке. Мне интересно было, какие впечатления он сегодня получил. Я помню своё удивление, когда мы с Настей вскрывали коробки с консервированными деликатесами. Я-то пожил в двадцать первом веке и видел полки с десятками сортов сыра и колбасы. И то как удивлялся.

Славка сидел тихий и сосредоточенный.

— Что вам ещё проверять досталось, кроме коньяка? — спросил я друга, подсаживаясь к нему поближе, когда Влад с Арсением вышли покурить.

— Много чего, — многозначительно ответил он, взглянув на меня.

И взгляд его мне совсем не понравился. Я ожидал увидеть что угодно: удивление, растерянность, даже зависть. Но увидел ненависть. Лютую классовую ненависть.

Да уж. Это он ещё не знает про спецраспределители для партийной и комсомольской номенклатуры, для которых этот дефицит с базы предназначен.

Лучше Славку сейчас не трогать. Его мир сегодня рухнул, и он увидел другую реальность. Но мне с ним надо обязательно поговорить. Не дай бог он ударится под этим впечатлением в диссидентство. Путь в никуда! Сначала будет страдать из-за того, что его КГБ станет прессовать, потом, когда СССР распадётся, если совесть есть — о том, что помогал его уничтожить. Когда увидит в 90-х доцентов, собирающих бутылки на свалках, ученых, умирающих от голода, больных, оставшихся без лечения из-за отсутствия лекарств в больницах, беженцев, попрошайничающих на вокзалах…