Реверс

— Делай, делай обязательно, Борисыч, чтоб не предъявляли нам с тобой, что понизу не работали. Хоть настроение этого гондона узнаем. А я прямо сейчас поеду в «тройку» договариваться. Готовь проставу для оперчасти. Пару пузырей нормального коньяковича. Завтра я или Фома заберём. Насчёт хавчика я сам соображу.

— М-м…может, водки?

— Говорю — коньяковича. Клиент серьёзный.

Сапега вспомнил про полиграф. Сутулов ответил — бесполезно, прошлый раз умная машина чуть не сломалась, когда её к Славке подключали, полиграфист сказал, у него как бы мозгов нет.

— Тогда наш работал, а я тебе уфсиновского спеца привезу. Он поквалифицированнее. Ну, давай, Борисыч, удачи! Фактуры ты мне достаточно дал. Есть, что шефу в клюв положить. Дергать не буду. По итогам дня звякни. Не прощаемся!

Сутулов относился к категории оперативников, не приветствовавших кулак. Он понимал, что выбивание показаний рано или поздно заканчивается статьёй о должностном преступлении. У выпускника Горьковской «вышки»[281] хватало квалификации работать без мордобоя. К тому же он не был агрессивным по характеру.

Костолом Сапега, заступив на должность, пытался отучить острожское отделение «жевать сопли», но обломался. Здесь существовал свой уклад, не в пример подмосковному Григорьевску, где убойщиков иначе, как «мясниками», не называли. Ради объективности нужно отметить, что в последнее время Сапега сбавил газ.

К предстоящей отправке Пандуса в «пресс-хату» Сутулов относился абсолютно равнодушно. Ни одно угрызение совести не кольнуло.

Во-первых, делаться всё будет не его руками. Ему не нужно даже с кумовьями взаимодействовать. Вопрос крайне деликатный, поэтому круг посвящённых сужен до предела.

А во-вторых, Пандус был отмороженным бандюком, его даже в ад не примут. За ним сто недоказанных страшных грехов. Так что страдания и лишения, ожидающие его на тюрьме, можно было рассматривать в качестве частичного восстановления справедливости.

Участвовал ли Пандус в убийстве бухгалтерши, Сутулов не знал. Косвенные улики указывали на Славку. Не первого попавшегося схватили сыщики для того, чтобы, как в народе говорят, «закрыть дело».

Задерживать на сорок восемь часов подозреваемого будет следователь прокуратуры, а не ст. о/у Сутулов. Он только поручения процессуальных лиц выполняет. Какой с него спрос?

Окно кабинета удобно выходило в колодец двора. Вся движуха милицейская была словно в телевизоре. Вот подкатил, рыча и дребезжа, старичок «УАЗ-3909» с надписью «дежурная часть» на борту. Из него под моросящий дождик начали вылезать сотрудники. Плечистый серьёзный Рязанцев. Феликс Кобылянский, с брюхом, перевалившимся через ремень фирменных штанов. Последним ловко выпрыгнул смазливый летёха участковый.

Из злодейской части «уазика» Рязанцев извлёк пожилого бородача в потрёпанной одежде.

Сутулов немедленно переместился в большой кабинет. Там Валера преодолевал очередной этап «Формулы-1».

— Всё, ч-чемпион, за-авязывай. П-переведи ч-человека к-ко мне. К ва-ам д-другого по…посадим. Повонючее! П-пра-авильно я г-гово-рю, Слав?

Пандус сделал вид, что не понимает, к кому обращается суетной заикастый опер. Ни один мускул на топорно вырубленной физиономии не дрогнул.

36

10 июня 2004.

Четверг.

11.30–13.30

Новелла закона, предусматривающая опознание через полицейское зеркало, реально обеспечивает безопасность свидетелей. Но никакая идея не заработает по щучьему велению. Оборудовать один из кабинетов милиции или прокуратуры окном с односторонней видимостью технически несложно и не так уж затратно. Тем не менее, за два года, минувшие после принятия нового УПК, сделано этого не было ни в одном из районов области.

Однако русский человек смекалист и может проводить подобные следственные действия в кустарных условиях. Фигурантов показывали потерпевшим через тонированные стёкла автомобилей, из-за занавесок квартирных окон и даже в щелку двери шкафа, внутрь которого их помещали находчивые сотрудники. Правда, доказательственная сила этих ноу-хау стремилась к нулю.

С учётом особой значимости дела о нападении на Фонд, опознание Пандуса решили обставить по-взрослому. Единственным местом, где можно было соблюсти формальности, являлся холл УВД. Расположенная здесь дежурная часть была отделена тонированным стеклом. Но дежурка — проходной двор и цыганский табор одновременно. Обеспечить отсутствие посторонних казалось фантастикой.

Поэтому начальник ДЧ[282] и взвился, когда Сутулов довёл до него замысел следствия:

— Володь, ёрш твою медь, ты как себе это представляешь?!

Чертыхаясь, майор Медведев, сорокалетний породистый русак с холёными усами, стал натирать кулаками глаза. Когда он сумел обуздать себя, из голубоглазого сделался кроликом-альбиносом.