— Вот вы, Маштаков, в начале заседания предоставили корешок почтового перевода. Пятьсот рублей вы перевели дочкам в Иваново. Бросили, так сказать, кость. Вы, что рассчитываете, что суд учтёт это, как смягчающее обстоятельство? Задолженность у вас — сто две тысячи пятьсот рублей, возместили вы пятьсот. Это соразмерно?! Что вы молчите?
Миха трудно распрямил спину, сверкнул карим глазом, затравленно оскалился:
— Хватит изгаляться! Судите уже. От последнего слова отказываюсь.
Приговор злодей схлопотал максимально строгий. Год исправительных работ с удержанием двадцати процентов заработка в доход государства. Судья дала на три месяца больше, чем просило обвинение.
26
07 июня 2004. Понедельник.
09.00–09.50
Самандаров едва высидел на утренней планёрке. Елозил больше обычного, то и дело смотрел на часы, привставал, когда ему казалось, что совещанию конец, возмущённо фыркал, видя, что маятник качнулся в обратную сторону. Разумеется, его нервоз заметил и.о. прокурора.
Замечание он облёк в шутливую форму:
— Рафаилу Ильичу не терпится очередной подвиг совершить.
— Никакой не подвиг, — нежно порозовел следователь. — У меня человек вызван, может не дождаться.
Наконец Кораблёв распустил подчинённых. Рафа унёсся, врубив с места третью передачу. Забежав к себе, примостился у окна, выдернул из кармана мобильник. В субботу он сделал себе подарок и теперь осваивал его функции. Вошёл в опцию «Pictures»[250], начал просматривать фотки.
Замелькали цветные изображения голого женского тела. Маленькие грудки-клюковки, худые ключицы, беззащитно выпирающая косточка таза. Стыдливая ладошка прикрывала выбритую промежность. Лица нигде не было видно. На крупных планах снимки вышли мутными.
— Не «zoom», а лажа какая-то! — возмутился Рафаил.
Фотосессия проходила накануне. Моделью выступала Света Полякова. Приглашение в гости милицейская следачка приняла индифферентно, однако явилась минуту в минуту. Она вообще не отличалась эмоциональностью, всегда была словно спросонья. За коробкой терпкого молдавского вина под приторное мурлыканье «Modern Talking» коллеги поругали начальство, перемыли кости знакомым. Исчерпав темы для разговора, перешли к предварительным ласкам.
Устроившись на коленях у Рафы, доморощенная готесса пьяновато заявляла:
— Я ничего не могу тебе дать, потому что я однолюбка. У меня есть молодой человек.
— Мы ему не скажем! — пообещал Самандаров.
Для первого раза секс получился сносным, хотя и ограничился миссионерской позицией. Рафаил был доволен, что не пришлось гробить время на флирт и розовые сопли. К тому же Света отказалась от провожаний, и остаток вечера он смог посвятить уборке квартиры. После установки пластиковых окон в ней царил бардак…
…Дверь кабинета распахнулась, стремительно вошёл Кораблёв с дымящейся сигаретой в зубах. Лицо застигнутого врасплох следователя дрогнуло.
— Опять новый гаджет! — заместитель прокурора находился в настроении, всех подкалывал. — А всё жалуетесь, Рафаил Ильич, на зарплату. Дайте глянуть!
— Секундочку, — следователь запищал клавиатурой, в авральном режиме удаляя компромат.
— Ничего особенного! Обычный «Сименс»! — оправдывался он, передавая мобильный. — Старый заглючил, вот пришлось раскошелиться.
Зампрокурора повертел телефон в руке:
— Пластиковый корпус, а смотрится симпатично. Чего я зашёл-то?
Самандаров напрягся, ожидая подвоха, но вопрос прозвучал рядовой.
— Двенадцатого числа я поставлю вас резервным, Рафаил Ильич? Подстрахуете по дежурству Винниченко? Каждый год в этот непонятный праздник убийства, и всегда геморройные… Не возражаете?
— Без проблем.
— Спасибо.
Кораблёв удалился, оставив в тесном помещении сиреневые ярусы дыма. Рафа забегал, устраивая сквозняк. Встал, как на часах, в коридоре, спиной придерживая подпружиненную дверь.
— Товарищ следователь, я вас обыскался! — в конце коридора зао-кал адвокат Догадин.
— Да я, Владимир Николаич, на совещании штаны протирал. Помните, у Маяковского стих такой есть «Прозаседавшиеся»? Это про нас.
— У меня ровно пятнадцать минут до начала судебного, — адвокат ускорил шаг.
— Проходите.
— Благодарю, — тряхнул острой бородкой Догадин, переступая порог. — Клиент уполномочил меня на переговоры.
— Какой именно?
— Темля-ак, — озвучив фамилию, адвокат лукаво сощурил глаз, ожидая реакции.
— И чего он хочет? — Самандаров наводил на столе порядок, боялся спугнуть удачу.
— Вообще-то он хочет, чтобы его оставили в покое, — Догадин с сарказмом ощерился, показывая редкие зубы, бежевые от многолетнего курения. — Но он реалист и понимает, что это несбыточная мечта. Он хочет сделать…
— Явку с повинной?! — холерик Рафа не терпел театральных пауз.
— Не вполне. Борис Дмитриевич хочет сообщить о неких фактах, которые при неверной их интерпретации могут бросить тень на его доброе имя.
Адвокат тезисно изложил позицию доверителя.