Конечно, исполняющий обязанности прокурора мог отменить решение Хоробрых. Такая мысль пришла Саше на ум, когда шум в висках поутих. Но для грамотного ответного хода требовались сами уголовные дела, копий постановлений об их возбуждении было недостаточно. Наивно надеяться, что буквоед Хоробрых допустил грубый процессуальный ляп, позволяющий признать документ незаконным. Тем не менее, Кораблёв тщательно вычитал оба постановления. Как он и думал, придраться оказалось не к чему.
В Сашиной власти также было изъять дела у Хоробрых и передать их одному из следаков. Тогда расследование примет контролируемый характер. Но для реквизиции требовались убедительные основания. Наличие у Органчика личной неприязни к милиции невозможно было подтвердить документально. Другие доводы в голову не приходили.
Если перекрыть Хоробрых кислород, он обязательно ринется жаловаться. Учитывая текущую конъюнктуру, скорее всего ему удастся найти поддержку наверху. Новому прокурору области срочно требовался подвиг, а тут принципиальный сотрудник с «земли» добыл два ментовских скальпа. Причём не каких-нибудь зелёных летёх[192] завалил, а матёрых полковников, с подачи которых укрывались тяжкие преступления!
Кораблёв набрал по городскому Органчика, терпеливо послушал длинные гудки. Дав отбой, звякнул в канцелярию.
— Эля, где Хоробрых?! Немедленно ко мне его!
— Алексаандр Михалыч! — укоризненно пропела Эля. — Время-то — полседьмого.
Хоробрых единственный из Острожской прокуратуры чтил Трудовой кодекс. Покидал службу ровно в восемнадцать ноль-ноль.
Шлёпая трубкой о ладонь, Саша прикидывал варианты ответной реакции на каверзу с делами.
— Александр Михалыч, я ещё нужна? — донеслось из динамика сквозь потрескивания. — Мне за ребёнком к свекрови ехать.
— А? Что говоришь? Иди, конечно…
Звонок на мобильник отпадал. Дистанционно такие вопросы не решаются, а вернуться на работу Органчик сто пудов откажется. Бесплодный разговор будет очередной плюхой в ворота и.о. прокурора. Поэтому суетиться не следовало.
Мысли потекли в другом направлении, и обнаружился пунктик, на котором Хоробрых мог огрести за свою ретивость.
О возбуждении дел подобной категории нужно было незамедлительно информировать область. В свою очередь областники докладывали в Генпрокуратуру. Сейчас в разгар антимилицейской кампании срочность реляции имела особенное значение.
Но и здесь Органчик прикрыл свою задницу. В почте обнаружилось спецдонесение на имя первого заместителя прокурора области Насущнова. Документ был подписан Хоробрых. По своей должности он имел право отправлять бумаги в адрес заместителей прокурора области. А вот уже руководителю корреспонденция с «земли» отправлялась исключительно за подписью прокурора или лица, исполняющего его обязанности.
Доходил слух, что новый шеф, повышая уровень исполнительской дисциплины, заявил, что впредь все документы, адресованные руководству облпрокуратуры, должны подписываться прокурорами. Но пока регламент официально изменён не был, и больше устного упрёка Хоробрых не заслуживал. Опытный аппаратчик, он знал, как пройти между струйками дождя и не намокнуть.
Высмолив ещё одну сигарету, Кораблёв решил поставить ситуацию на паузу.
«Утро вечера мудренее. Прочитаю на свежую голову дела, оценю перспективу. Разбор полётов неизбежен, но говорить с Органчиком надо предметно и без эмоций. Посмотрю, какой у него настрой. Может, он сам не рад, что прокукарекал. Товарищам полковникам расклад тоже завтра объясню. Пусть наберутся терпения, не первый год замужем. Постепенно вырулим тему в нужном направлении. Хоробрых паскудит в одиночку, опереться ему не на кого. Дальше написания грозных бумажек дело не пойдёт. Чего он реально может, крыса кабинетная? Задержать Евгения Николаевича с Львовичем у него кишка тонка. Чисто технически такое неисполнимо без силового или оперативного сопровождения. А вяло текущее следствие не страшно».
Доводов набралось много, все они выглядели логичными. И, тем не менее, умный Саша понимал, что элементарно заговаривает себе зубы, боясь признаться в малодушии. За десять с половиной лет службы в прокуратуре он познал систему досконально. Противиться её безжалостному катку было равносильно самоубийству.
11
01 июня 2004.
Вторник 09.30–10.30
Лишь на выходе из актового зала Сомов заметил непорядок в своём гардеробе. Краснеть по таким пустякам он разучился давно. Вполголоса матюгнувшись, полковник зажал подмышкой ежедневник и коротким вжикающим движением застегнул молнию на гульфике форменных брюк.
«Хорошо ещё, штаны не забыл надеть!» — хмыкнул, украдкой косясь по сторонам.