Ревенант

Магистр только глаза в ответ закатил, но я и не подумал отстать от него и вышел на улицу следом.

— Процесс будет не из легких, — поведал там мне Мориц Прантл. — Отравившийся школяр так и не очнулся, его приятели молчат, словно… — он позволил себе кривую ухмылку, — рыбы. Во флигеле отыскалось несколько трактатов во славу солнца, явные новоделы, написанные на вульгарном староимперском, но без признательных показаний задержанных доказать вину будет архисложно.

Я пожелал Рыбаку удачи и вернулся в таверну, а там, дабы проучить Микаэля, потребовал нести к перловой каше и яичнице с беконом не традиционный для завтрака графин вина, а кувшин пива. Маэстро Салазар с укором посмотрел на меня, но протестовать не стал. Это было воистину странно. Обычно по утрам злой на весь белый свет южанин не упускал возможности затеять свару, а когда ему не давали повода поскандалить, находил его сам. Подобное смирение наводило на нехорошие подозрения.

— Выкладывай, что стряслось! — потребовал я, окончательно уверившись в мысли, что столь ранней побудке обязан отнюдь не только желанию подручного полюбоваться моей заспанной физиономией.

Микаэль хмыкнул и отложил ложку в сторону.

— Пока ты вчера общался в ратуше с важными сеньорами, я завернул в один недурственный кабачок неподалеку и стал невольным свидетелем крайне интересной беседы.

— Ну? — поторопил я подручного.

— Сарциане со дня на день двинутся в путь. Как бы даже не сегодня.

— Серьезно?

— Первый раз слышишь, что эти бродяги колесят по всей империи? — усмехнулся Микаэль, приложился к пивной кружке и поспешил меня успокоить: — На самом деле все не так плохо. Под Риером зимуют сразу несколько дружественных семей. С наступлением тепла они начинают разъезжаться, но кто-то непременно остается присматривать за местом.

— Только вот этот кто-то мог приехать недавно и знать ничего не знает о старой ведьме с бельмом на глазу, — понимающе кивнул я.

— Именно! — кивнул маэстро Салазар, откусил жареной колбаски и невнятно пробормотал: — И поскольку мне хочется поскорее убраться отсюда подобру-поздорову…

— Да понял я! Понял! Сейчас позавтракаем и поедем.

Наскоро перекусив, мы взобрались на подготовленных к выезду лошадей и уже знакомым маршрутом поскакали к табору сарциан. Выдувший кувшин пива Микаэль поначалу расточал встречным горожанкам улыбки, но очень скоро начал с интересом приглядываться к глухим переулкам. На его беду, в старых кварталах оказалось слишком людно, а в трезвом состоянии справлять на всеобщем обозрении нужду маэстро полагал ниже собственного достоинства. Так и промучился всю дорогу.

— Знаешь, я был лучшего мнения о Рыбаке, — желчно произнес он, когда мы проехали таможенный пост и на смену цокоту копыт по мостовой пришло влажное чавканье дорожной грязи. — С Блондина спрос небольшой, его дело — убивать, но магистр-расследующий обязан думать на два хода вперед и считать карты.

— Ты про вчерашний штурм? Не соглашусь.

— Штурм?! — фыркнул Микаэль. — Чистой воды самодеятельность! Солнцепоклонники не приемлют магии, их можно было просто усыпить! Не такие это сложные чары! У Рыбака было три ритуалиста, да и Уве чего-то да стоит! Еще и Сурьма!

— И снова не соглашусь, — покачал я головой и зевнул так, что едва не вывихнул челюсть. — Нет, ты прав — усыпить простеца проще простого. Но для этого его надо видеть. Истинное зрение не панацея — стены ослабляют действие чар, и расстояние там было немалое, пришлось бы работать по площадям. Размеры флигеля требовали построения составной схемы с разносом в пространстве. Да и случилось все слишком быстро.

— Так стоило подготовиться! — продолжил упорствовать бретер.

— Стоило, — согласился я. — Но теперь-то что?

— Теперь? Теперь Рыбаку достанутся все лавры, а мы так — сбоку припека!

— Мориц берет к себе Уве.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок! А Блондин тоже хорош, все на свете прозевал!

Вот так, перемывая косточки коллегам, мы и добрались до облюбованного сарцианами пустыря. Там стояли пустые шатры, кое-где еще чадили угли, на кучах рванья дрыхли обобранные до нитки пьянчуги, рылись в объедках собаки. Фургоны с латаными-перелатаными цветастыми тентами и раскрашенными бортами стояли на отшибе. Внутри их круга готовилась на кострах еда, кто-то починял упряжь, кто-то подковывал лошадей. Мужчин было мало, в основном по хозяйству хлопотали немолодые женщины, им помогали девочки-подростки.

Нас заметили загодя, а стоило только спешиться и войти в круг фургонов, девчонки шустро разбежались по повозкам, на смену им выбрались древние морщинистые старухи. Их взгляды начали давить столь ощутимо, что невольно возникло ощущение, будто само пространство сгустилось и приходится прорываться через липкую и неприятную, пусть при этом неосязаемую и незримую паутину. По спине побежали мурашки, захотелось развернуться и уйти. К этому подталкивало само эфирное поле, ставшее колюче-враждебным.