Вот тут я немного рисковал. В нашей реальности только половина ранних христиан признавала Ветхий Завет, остальные его отрицали. До вселенских соборов ещё очень долго (если они вообще будут) и более-менее единой трактовки ещё не выработано. Но раз они даже называют себя мессианами, то есть по сути движением внутри иудаизма, то шансы повыше, чем пятьдесят на пятьдесят. Честно говоря, в тот момент я как-то упустил из виду, что их священные книги могут быть вообще другими. Мир-то другой!
- Хотите послужить вашему делу? Домициан обещает вам свободу исповедовать ваш культ и даже открыто проповедовать.
Мужчины загалдели, а в их аурах отразились смешанные чувства, кто-то обрадовался, кто-то почувствовал настороженность.
- Но! Но! Но! Не среди всех можно будет распространять ваше пастырское слово. Этот выбор сделаю я. Вам не будет позволено смущать умы праведных римлян. Зато я предоставлю вам лучший материал для проповеди: преступников.
Опять мужчины загалдели, и, как ни странно, их чувства сменились на противоположные: те, кто был насторожен, теперь успокоился, а обрадованные - расстроились.
Что-то такое я и хотел увидеть. Надо их раскачать.
- А чем вы недовольны? - я повысил свой мальчишеский голос. - Разве не ваш пастырь говорил, - я указал глазами на картину «доброго пастыря», что стало шоком для всех общинников: - «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию.»
Вот тут они прям охренели. И ауры читать не нужно, на лицах всё написано.
- Я предоставлю вам грешников. Работайте с ними.
- Дозволь спросить, господин, - вперёд вышел мужчина, отдалённо похожий на иудея. Вопрос он задал, кланяясь.
- Излагай, - я старался говорить величественно, гордо задрав подбородок. Но, чувствую, не очень получается.
- Ты знаком с нашим учением?
Ну, конечно. Что ещё он может спросить?!
- Отрывочно, - отмахнулся я. - Это как-то влияет на ваше решение?
- Ты сказал, что тебя зовут Маркус Габий. Ты не родственник Примусу Габию Феликсу?
- Ну же, договаривай! Это вы распускаете слухи по Риму, что он один из вас? Из-за вас мой отец вынужден жить на вилле в глухой провинции?
Это довольно мощное пятно на репутации гражданина рима. Не может сенатор примкнуть к иудейскому культу, освобождённому от государственных обязанностей. Но это я, кажется, повторяюсь.
- Ни я, ни члены моей общины не имеем отношения к этим слухам. Но они и в самом деле гуляют среди мессиан, - раскаяния в голосе мужчины я не услышал.
- Так ты здесь главный? - я зацепился за слово «моей».
- Можно и так сказать, - он уклонился от прямого ответа.
- А Флавии вам позволили здесь устроить церковь? - я похоже, использовал неправильное слово, раз мужчины начали переглядываться.
- Наша экклесия
- Если согласитесь на мои условия, то и за воровство камня у императорской семьи вас не накажут, - пообещал я, изрядно испугав мессиан. Это не какой-то там тайный культ, к тому же условно разрешённый. Это уголовное преступление, да ещё и против такой семьи. - Домициан сказал своё слово.
- Скольким людям ты готов позволить служить в легионе? - о! Вот это уже деловой разговор!
- Под моим командованием... кхм... точнее, попечительством будет 1200 легионеров. Но можно и больше, я договорюсь, - я смотрел на ауры, пытаясь понять, сколько народу входит в их экклесию.
Похоже, меньше. Значительно.
- Можете пригласить ваших соратников из других экклезий. Я не возражаю, - конечно, превышаю полномочия, но с другой стороны, уверен, что Домициан не будет против. По большому счёту мы в анусе сейчас: набор легиона, который увёл Муциан, и так шёл очень трудно. Где взять ещё пять тысяч?
- А рабов? Можно набирать рабов? Они получат свободу? - кованый вопрос. Такой набор сразу по двум пунктам нарушает римские традиции традиции.
- Если речь идёт о тех, кто принадлежит императорской семье, или хозяин не будет против их выкупа, то, наверное, можно пригласить и таких. Но гражданства они не получат. Даже статус ветерана им не обещаю. Зарплата будет треть от стандартной легионерской, и из неё будет удерживаться стоимость выкупа, снаряжения и еды. Но свободу обещать могу. После выслуги в гастатах.
Ох, сколько я наговорил без согласования с Домицианом! Но уверен, он согласится. Заметил я в нём эту фирменную Флаиевскую экономность, переходящую в жадность.
Подумав, я всё-таки решил сделать оговорку: