Решающий шаг

— Арчин-хан, спасибо — мне ничего не надо. Я как-нибудь проживу. Но дейхане голодают. Если можешь, хоть немного помоги им!

Стрела, пущенная старшиной, попала не в дичь, а в камень, и от звука ее удара дрогнуло сердце Бабахана. Кровь его вдруг вскипела от гнева и ему хотелось сказать: «Терпишь — ну и терпи, твое дело!» Если б это было время, когда он отправлял Артыка под конвоем в тюрьму, он бы сказал и порезче. Но теперь нельзя. Теперь просишь охраны — не допросишься, а получишь — она ни на что не годна. Дейхане действительно голодны и обозлены, обидишь одного — все разнесут и разграбят. А кому жаловаться? Кто защитит? Уж не Антонов ли, у которого подрезаны крылья? Или комитет, которого и в городе не слушают?.. От этих мыслей гнев Бабахана перешел в скорбь, и он с видимой озабоченностью и печалью в голосе стал объяснять свое положение.

— Ах, что и говорить, мой сын-хан! Как подумаешь о положении бедного народа — хлеб застревает в горле. Хоть возьми изо рта и отдай. Но что толку, если я отдам даже все, что имею? Ведь это все равно, что толокно замешать в реке. Тут нужны серьезные меры. Горе народа — мое горе...

Артыку уже было невмочь слушать болтовню Бабахана, и он прервал его:

— Арчин-хан, а говорят, для голодающих дейхан уже отпущен хлеб.

— Ах, если б это было так, братец, разве я первый не сообщил бы эту радостную весть народу?

— А вот в кооперативных лавках что-то дают.

— Это, друг мой, только для жителей города. Да и то дают там поименно, по членским книжкам и самую малость. Как говорят дети — дал попробовать, да спрятал.

— А говорят, каждый мирза, каждый толмач имеет по сотне таких книжек.

— Это такая же болтовня, как и слух о том, что в Тедженке появилась вода.

— А еще говорят, что Бабахан-арчин продал имена жителей своего аула узкоштанникам. Это правда?

— Что, что?

— Говорят, что в городе торгуют именами людей! Что Бабахан-арчин наживается на этой торговле!

Выражение лица старшины сразу изменилось. Вены на шее у него вздулись, морщины на лбу пришли в движение, черные глаза уставились на очаг. Он хрустнул пальцами, откашлялся а в замешательстве плюнул на ковер. Потом спросил сдавленным голосом:

— Артык, ты говоришь это шутя или серьезно?

— Арчин-хан, разве торговля людьми — шутка?

— Кто же это торгует людьми?

— А когда Ташлы-толмач подрался с Куллыханом, кто дал им в руки карандаш и сказал: «Пиши»?

— Артык, ты не придирайся к тому, чего нет, скажи сразу: что у тебя на сердце? Если ты считаешь, что я виновник того, что тебе пришлось шесть месяцев отсидеть в тюрьме, скажи прямо. Я тебе не игрушка, я все же арчин!

Артык сдвинул брови и хмуро посмотрел на старшину:

— Арчин-хан, зачем виляешь? Если за тобой нет вины, почему не говоришь спокойно?

— Я не хочу больше разговаривать.

— Ах, вот как! Тогда слушай: я пришел спросить у тебя отчет о тех проданных людях.

— Ты не стоишь надо мной, и я тебе не обязан давать отчет.

— Нет, я теперь господин над тобой! — крикнул Артык. Голос у него задрожал.

— Жаль, что ты под моей крышей. А то я знал бы, как ответить тебе!

— Тогда выйдем отсюда!

Когда они оба, дрожа от злобы, вскочили с мест, перепуганная жена Бабахана Набат завопила:

— Увы, горе мне! Э! Слышишь, тебе говорю: опомнись! Артык-джан, сынок, не связывайся с ним! Слышишь?.. Эй, люди! Спасите! Они убьют друг друга! Эй, помогите!

Едва Артык и Бабахан вышли за дверь, как откуда-то появился Сары. По возбужденному виду мужчин и крикам Набат он сразу понял, что дело тут не в простой драке. Сары приветствовал хозяина дома. Бабахан угрюмо ответил ему. Потом Сары почти насильно втолкнул обоих в кибитку, усадил их и постарался все обратить в шутку.

— Что это у вас тут произошло? — спросил он.

Артык, кажется, еще нет морозов, — почему ты дрожишь? Арчин-хан, и тебя как будто знобит?

— Нет, это у него лихорадка, — угрюмо ответил старшина. — Я хотел дать ему лекарство, да ты помешал.

— Лекарство от моей лихорадки — забить тебе зубы в глотку! — отрезал Артык и угрожающе поднялся.

Набат вновь закричала:

— Ай-ую!.. Сары-ага, отец сегодня не в своем уме. Уговори Артыка, пусть оставит его.

Сары поспешил успокоить Артыка. Узнав о причине ссоры, он вдруг объявил старшине, что пришел по тому же делу. В конце разговора он тоже вскипел и сказал:

— Арчин-хан! Не один Артык, не я один — все требуют от тебя отчета!

Старшина молчал, словно лишился языка. Он ухватился всей пятерней за подбородок и опустил голову. Видя, что толку от него не добиться, Артык вышел из кибитки и направился прямо в город.

Глава восьмая

Чернышев давно ждал Артыка и встретил его упреком: разве так поступают друзья? Артык с укоризной посмотрел на него:

— Иван, не тебе, а мне надо обижаться. Мы — друзья. Я приходил к тебе сто раз, а ты — ни разу! Я женился, а ты даже не приехал поздравить меня. Если не хочешь меня обидеть, приезжай в гости, иначе больше не приду к тебе.

Иван Тимофеевич рассмеялся и похлопал Артыка по плечу:

— Ладно, Артык, договоримся так: ты не обижайся, и я не буду обижаться. Приезжать в гости хорошо, когда у хозяев есть чем угостить. А твое нынешнее положение мне известно.