Решающий шаг

Получив разрешение от старшего сына покойного, стали засыпать могилу. В изголовье поставили вилообразный шест, на верхушку его привязали белую материю, из песка сделали могильный холмик и лопатами уравняли его со всех сторон. Когда со всем этим было покончено, у могильного шеста разостлали скатерть, разложили жаренные на масле лепешки и все стали «пробовать соль» — отламывать по кусочку и есть. Гандым засунул в рот целую лепешку и, как верблюд, в несколько секунд проглотил ее. Он хотел было протянуть руку за второй, но в это время Мамедвели поднял раскрытые ладони и начал читать благодарственную молитву. Гандым с досадой подумал: «Ну и скуп же ходжа, байское добро жалеет!»

Погребальщиков было всего шестьдесят человек. Баллы поделил между ними сорок туманов — стоимость двух верблюдов, которые были привязаны к носилкам покойника. Разделили и шелковую материю, которой были обвиты носилки. Каждому досталось не больше того, что обычно идет на оторочку женских штанов. Но Гандым, слыша звон серебра в своем кармане, радовался: «Вах, если бы каждый день умирало хоть по одному баю!»

На поминки зарезали двух баранов. К приходу погребальщиков плов уже был готов, а из печей вынимали горячие лепешки. Обычно люди не очень охотно ели за поминальной трапезой, но в это голодное время каждый был рад поесть досыта. Гандым, которому за последние шесть месяцев не удалось даже попробовать свежего мяса, опять стал мысленно благодарить бога за смерть бая. Он уже на первых поминках радовался тому, что и в третий, и в седьмой, и в сороковой день его ждет такое же угощение.

После поминок начался раздел имущества бая между наследниками. Делили по адату, общепризнанным истолкователем которого был Мамедвели. Садап-бай еще при жизни Халназара считалась совладелицей его имущества, поэтому ей отделили половину того, чем владел муж. Из другой половины выделили сыновьям по целому паю, дочерям и женам бая — по половине пая.

Садап-бай и из этой половины получила свою долю. Атайры-гелин была недовольна таким разделом и затеяла ссору. Ее успокоили тем, что дали в дополнение к паю Баллы двух стельных верблюдиц.

Не остался в накладе и Мамедвели-ходжа. За «обмывание» грехов бая и за помощь в дележе наследства он получил годовалого верблюжонка, полушелковый халат, галоши и ичиги Халназара. «Потомок пророка» не поминул помянуть добрым словом покойника:

— Настоящее подношение — только от бая. Халназар был щедр при жизни — это само собой. Но душа его и после смерти творит добро.

Артык остался в ауле.

Какой прекрасной показалась ему жизнь с Айной! Все было радостью: ее речь, поступки, каждое движение. Айна старалась угодить Артыку во всем. Она делала это не из покорности мужу, а от чистого сердца. Ей хотелось, чтобы оба они жили одними мыслями, одним дыханием. Если одному больно, пусть у другого болит сердце; если у кого-то дрогнут губы в улыбке, пусть и у другого засмеется душа. И чтобы всегда, всегда они оставались верными друг другу! Айна думала, что только в этом и заключаются все радости жизни. Стремления эти отвечали и желаниям самого Артыка. Он советовался с ней даже в мелких делах, считался с ее мнением и старался не огорчать свою Айну.

Дядю Артыка удивляло такое согласие между молодыми супругами. «Что такое женщина? — рассуждал он. — Разве можно потакать жене? Так нетрудно и потерять мужское достоинство. Правда, вода в новом кувшине всегда кажется более прохладной. Конечно, все это порождено жаждой любви, которую они еще не успели утолить. Минует это время, и все пойдет точно так же, как у других».

Незаметно Артык втянулся в семейную жизнь и стал подумывать о том, чтобы отказаться от всего постороннего и вернуться к исконному делу своих отцов — землепашеству. Теперь и Халназар не помешает, жить будет лучше. Разве не унес он с собой в могилу все свои злодеяния, жестокости и насилия?

Однако, как говорят в народе, упадет кибитка — останется след. Так и Халназаром. Зловещая тень его стояла над Артыком. В ауле распространился слух, что Халназара убил Артык. Конечно, если бы представился случай, Артык, вероятно, воспользовался бы им и не побоялся людской молвы. Но это была клевета, и в новой мирной жизни она действовала на него первое время угнетающе. Впрочем, вскоре он успокоил себя: «Пусть говорят, что хотят. К тому же, если и не я застрелил Халназара, то арчина Бабахана я непременно убью!»

Между тем дожди, выпадавшие чуть не ежедневно, все больше увлажняли землю, и дейхане уже начинали пахать. Артык тоже натянул на ноги чокай и оделся в грубошерстный чекмень. Он починил дышло, наладил соху, сделал новую рукоятку к лопате и в один пасмурный день вместе с дядей вышел на пахоту. Запрягли в соху лошадь и верблюда и провели по земле первые борозды.

Тяжелые тучи громоздились в небе. Под ними звонко щебетали жаворонки. Влажный ветер лизал вспотевшее лицо. Острый лемех легко врезался в сырую землю.