— Послушай, бай-ага, не принимай близко к сердцу того, что случилось. В дальнем пути не следует оплакивать каждого павшего верблюда. Наша задача — довести до цели весь караван. Я слышал, что Иван Чернышов выступил в совете с требованием отобрать у торговцев и баев все запасы зерна и муки, но Куллыхан возражает против этого. Пока они там спорят, мы уже опередили их. Городская пекарня в наших руках. Вместе с теми складами, к которым я сегодня поставил свой караул, это будет огромное хозяйство. Управлять этим хозяйством я поставлю тебя. Думаю, что тебя не надо учить: ты первый с избытком вернешь все отнятое у тебя добро. Со временем все, взятое у богатых людей, будет возвращено мною, но сегодня богатый должен поделиться с неимущим, иначе мы не успокоим народ и не сможем повести его за собой. Я помню, на заседании дивана ты сам говорил, что не надо ссорить дейхан с баями. Ты прав, но для этого надо временно уступить народу. Хорошо ли ты меня понял? Если так, то не ставь в вину то, что случилось с тобой.
— Понял, Эзиз-хан, понял! Спасибо!..
Халназар вышел от Эзиза повеселевшим. В этот день Артык больше не встречался с ним. А позже Халназар старался держаться так, словно между ними никогда ничего не было.
Глава шестнадцатая
Многочисленные враги молодой советской власти использовали каждое затруднение на ее пути. Они искали друг друга внутри страны, чтобы объединиться и нанести смертельный удар новому строю. Они спешили стать на службу к внешним врагам, чтобы по их указке срывать все мероприятия Советов, направленные к облегчению тяжелого положения рабочих и беднейших крестьян. Они открывали новые фронты, наносили удары в спину исподтишка, пытались задушить народную революцию голодом и террором. Особенно широко и активно они развертывали свою деятельность на окраинах.
Декабрь месяц тысяча девятьсот семнадцатого года ознаменовался в Средней Азии новым событием, взволновавшим всех мусульман: в городе Коканде был назначен национальный съезд представителей туркестанских народов, исповедовавших ислам. Съезд этот был организован баями, фабрикантами, оптовиками хлебной и хлопковой торговли, скупщиками скота и каракуля. Характер съезда и его откровенное устремление за советские рубежи были совершенно ясны, но даже не все его устроители знали, чья рука из-за рубежа направляла все дело, завязывала-узлы, плела путы заговора против молодой Республики Советов.
Специальным поездом из Ашхабада выехали на Кокандский съезд и представители туркменской буржуазии. Салон-вагон в середине поезда был украшен снаружи текинскими коврами. Когда поезд остановился в Теджене, из этого вагона вышел худощавый человек среднего роста в хорошо сшитом шелковом красном халате и белой папахе из тончайшей шленки. Из-под папахи выбивалась густая прядь слегка поседевших волос. На плечах у него были золотые погоны, на поясном ремне висела в серебряных ножнах сабля. Это был офицер царской службы Нияз-бек, возглавлявший Ашхабадскую делегацию. Сопровождавшие поезд рослые нукеры, также одетые в красные халаты и белые папахи, звали его «баяром».
Нияз-бек, точно кого-то поджидая, огляделся по сторонам. Тем временем на перроне в сопровождении своих нукеров появился Эзиз-хан в светлом халате из верблюжьей шерсти. Завидев еще издали его рослую фигуру, Нияз-бек направился ему навстречу, дружески поздоровался и пригласил к себе в вагон. Заочно они уже были друзьями, а встретившись, понравились друг другу с первого взгляда.
Молодые джигиты, которых вывел Эзиз для встречи Нияз-бека, в своих черных папахах и поношенной одежде выглядели более чем скромно по сравнению с нарядными нукерами из Ашхабада. Но опытный глаз Нияз-бека сразу отметил, что в качестве боевой силы каждый из них стоит дюжины ашхабадцев. Особенно внушительное впечатление произвел на него Артык с его гордым, мужественным взглядом. И Нияз-бек откровенно высказал Эзизу свое восхищение им, как только они вошли в салон-вагон.
За обедом, не решаясь предложить Эзизу запрещенных мусульманским законом спиртных напитков, Нияз-бек угощал его лимонадом. Эзиз, впервые на своем веку очутившийся в салон-вагоне, с изумлением рассматривал бархатную мебель и зеркала, столовое серебро и хрусталь, поражаясь широкому образу жизни и роскоши, которой окружил себя Нияз-бек. «Эти люди знают, как жить, — одобрительно подумал он, — они берут от жизни все, что можно... И правильно делают».
На вопрос Нияз-бека о положении в Теджене Эзиз ответил, что намерен в ближайшие дни разделаться с красногвардейским отрядом. Нияз-бек, однако, посоветовал ему не торопиться с этим.
— Эзиз-хан, — сказал он, — благополучие туркменского народа — в постепенном движении. Повремени, есть дела и поважнее. На обратном пути из Коканда я обязательно задержусь в Теджене. Тогда мы скроим огненный халат и твоему Чернышову и всем, кому нужно.