Прошлым летом стали в нашем городе кино снимать.
Я внимания бы особого не обратила — снимают и снимают, — но только как-то под вечер раздается звонок и к нам заявляется не кто иной, как Пашка Иноземцев, бывший сосед. Лет пять назад он в Москву, к дяде, на жительство перебрался.
Влетает это Пашка, расфуфыренный по-столичному, с коробкой конфет в руках, осыпает меня комплиментами, даже в щеку чмокает под горячую руку и, после первых охов и ахов, заявляет, что, поскольку он работает теперь в кино и группа приехала сюда на ответственные съемки, а в гостинице отдельного номера ему не предоставляют, он просит разрешения пожить у нас месяцок. Со своей стороны он, Пашка, имеет полную возможность дать мне подзаработать, если, конечно, у меня время и охота имеются.
Времени у меня всегда достаточно — человек я организованный, четкий, учусь ровно, без завалов и хвостов, — а от денег кто ж откажется?
— Как это — подзаработать? — спрашиваю.
— Очень просто, — отвечает Пашка. — Нам натура нужна, а платим мы — будь здоров.
— Что за натура?
— Ох, темнота, — трясет Пашка своей лысеющей башкой. — Ну, попросту ежели — снимать тебя будут.
— Так я же не артистка, — говорю. — Не играла никогда, даже в самодеятельности, опыта никакого нету.
— А играть тебя никто не просит. Делай, что режиссер велит, — вся задача. Оденут тебя, поставят как надо либо посадят — и снимут. Это и называется натура. У нас ведь студия не художественная, а научно-популярная.
— В толпе, что ли, стоять?
— Зачем в толпе, зачем в толпе! — Пашка вроде злится. — В толпе статисты стоят, а тебя крупным планом возьмут — крупешник называется. Только будешь ты наподобие манекена, играть не придется ни капельки.
Ничегошеньки я не поняла, стала Пашку тормошить, и он мне мало-помалу все выложил, — вот только кем он сам в этой группе числился, обнаружить не удалось.
Приехали они снимать фильм о старорусском свадебном обряде, поэтому и городок наш выбрали — он еще много старинного в своем обличье сохранил.
— Это я посоветовал, им бы самим ни за что в голову не пришло! — бахвалился Пашка.
Вот кто моей судьбой-то оказался! Без него ни одной киностудии сюда не доехать, уж это точно.
Свадьба будет показана в чистом виде — без всяких там пьяных драк, религиозных и прочих антинаучных наслоений. Специальная хоровая группа исполнит полный набор свадебных песен — величальные, корильные, хороводные, причитанья разные.
А вот исполнителей на роли новобрачных, родителей жениха и невесты, тысяцкого, дружек, подружек, гостей-поезжан решили среди местного населения подбирать. Так режиссура задумала: архитектура здешняя и люди коренные, — профессионалов им и даром не надо.
— Как раз ты, — говорит Пашка и бесстыдно меня оглядывает, — как раз ты, с твоими внешними данными, вполне можешь невесту изобразить. В самом соку! Дело только в том, чтобы жениха подобрать поточнее.
А сам хихикает и галстук поправляет.
— Обожди с женихом, — говорю. — Жених найдется. А вот как с моей модной прической быть? Неужто она для древней свадьбы подойдет?
— Опять не твоя забота. И как только ты можешь так упорно сомневаться в силе искусства?! Грим сделают любой, еще и косу привесят — комар носу не подточит.
— Тогда другое дело, — говорю. — Тогда я согласна. Любопытненько будет на себя в кино поглядеть. И на жениха у меня твердая кандидатура имеется, завтра познакомлю.
— Это как же понимать — твердая? — изумляется Пашка. — Только на роль жених или, может, всерьез?
— Тебе-то что?
— Сориентироваться никогда не мешает.
— И на роль, и всерьез!
Вам уже ясно, о ком речь? Заработаем, думаю, с Васенькой деньжат, на юг вместе съездим, к теплому морю.
— Заметано, — как-то кисло говорит Пашка.
В тот же вечер он поселяется в моей комнатенке, а я временно к маме перебираюсь.
Назавтра он знакомится с Васей и, конечно, остается им доволен, а Вася, конечно, дает согласие — вместе со мной он хоть куда, хотя вообще-то паренек застенчивый.
И тогда Пашка ведет нас к режиссеру.
Мы заходим в гостиницу, — одно название! — поднимаемся на второй этаж, подходим к дверям, стучим.
Открывает нам заспанный чернявый человечек небольшого росточка; увидев его, Пашка сразу сникает, теряет свою значительность, тихо говорит что-то хозяину номера и отходит в сторонку.
А режиссер буквально кидается к Васе, поворачивает его по-всякому, даже по руке от волнения гладит — так необычайно ему Вася нравится.