Решающий шаг

— Только… видишь какое дело… раньше ты у меня одна была. А теперь рядом с тобой другая встала. Не разорваться же мне! Да ты и сама не захочешь, верно?

— А как же, — говорю. — Верно.

— Ну, вот. Загвоздка — в чем? В том, что с тобой мы, кроме дружбы, ничем пока не связаны. А вот с ней я связан — навек…

— О какой же такой связи речь идет? — спрашиваю. — Неужто наш ангелочек так далече залетел, что разрешил тебе все, чего я до свадьбы не разрешаю?

— Ты Свету не черни понапрасну! Я имел в виду совсем другое… Вот изображали мы с ней жениха да невесту… То есть я понимаю, конечно: никакой настоящей свадьбы не было… Умом — понимаю. А сердце знай нашептывает: обряд-то был свершен как полагается… Свадебный обряд… И песни все спеты… Было это?

— А как же, — говорю. — Было…

Сама обалдевши стою, голова кругом идет.

— Вот видишь! Нас с ней что-то извечное соединило… Могучая сила, которую народ испокон веков уважал… А мне — переступить?! Да я, может, ночи не сплю, сам с собой борюсь. Сил никаких нету. Все стараюсь о ней как о чужой думать — не могу… Убей — не могу!.. Вроде она мне доверилась, в защите моей нуждается…

— Это она?! Она нуждается?! А я?!

— Ты?! Ты и сама сильная, хоть кого защитить сумеешь… А Света — слабая, мягкая, нежная, совсем как ребенок… Нет, она, она моя суженая, выходит… моя венчанная… Связала нас ниточка, каната толще…

Тут Вася закрыл лицо руками, согнулся в три погибели и замолчал.

Я последнюю попытку сделала к его сознанию пробиться.

— Опомнись, — говорю, — Васенька, дружочек, какая ниточка? Это же Пашка Иноземцев вас окрутил — за денежки… суточные вам выдал… Какая же ниточка?!

А он снова:

— Это неважно, обряд-то был свершен…

Я сидела ошарашенная, ни вздохнуть, ни охнуть. Ну и мысли в его головушке — чистый бред! На самом-то деле — что? Он себя рядом со слабенькой Светочкой мужчиной, мужиком почувствовал… а со мной все в мальчиках ходил…

Но я-то Васю знала, как никто, и понимала в эту минуту, что раз Вася себе такое в башку втемяшил, никакими словами этого оттуда не выбьешь.

А не словами — так чем? Чем прикажете чужую дурь выколачивать, когда мне самой-то девятнадцатый год всего подходил?

То есть я могла, понятное дело, взять его за руку и свести в Дом свадеб. Тут же, сейчас, немедля. Многие на моем месте именно так и поступили бы. И на этом, скорее всего, прекратились бы Васенькины терзания.

Ну, а если бы не перешибло?

А гордость моя девичья на что?

Долго сидели мы в тот вечер. И пообещал он мне не видеться с ней больше.

Обещания, обещания…

Вася честно старался все выполнить — не смог.

Что ж это за колдовство такое? Что за наваждение?! Почему ни я, ни другие наши ребята, кто гостей на свадьбе изображал, ничего особенно глубокого не ощутили и живут себе, как жили раньше?

Или я Васю плохо изучила?

Или слишком рано уверилась, что он — мой?

Зря, конечно, я ему шагу шагнуть самому не давала; он бы тверже знал тогда, что я — его единственная.

Я, не кто другой.

Мама пыталась меня утешить, говорила, что Вася, дескать, попросту в эту Светочку втюрился, пообнимавши-то во время дублей… Так ведь маманя Васятку никогда всерьез не принимала.

Он бы мне прямо сказал, коли так… Что-то тут не то, а что именно — не пойму, хоть ты тресни!

Винился он, бедняжечка, раз, другой, третий, и плакали мы, обнявшись. И такой он был разнесчастный да убитый, словно я его на клятвопреступление толкаю.

И отпустила я его добровольно на все четыре стороны.

Взяла — и отпустила.

И зла на него не брала ни капельки.

И сейчас не держу.

Недолго веночку на веточке висеть,
        На веточке висеть!
Недолго нашей Танечке в девушках сидеть,
        В девушках сидеть!

МАЛОВЕРОЯТНЫЕ ИСТОРИИ

Знаете ли вы… что истинныя происшествия, описанныя со всею исключительностью их случайности, — почти всегда носят на себе характер фантастический, почти невероятный?

Достоевский

Чего только не коллекционируют люди…

Старинный приятель автора московский журналист К—в много лет собирает замысловатые истории.

Человек одинокий, легкий на подъем, он охотно отправляется в самые дальние и длительные командировки и, помимо острых материалов для своей газеты, привозит отовсюду аккуратно пронумерованные, с датами и адресами, краткие записи-конспекты разного рода маловероятных происшествий. Где он их выкапывает, как у него времени хватает — понять невозможно; впрочем, недаром же возникла поговорка «на ловца и зверь бежит».

О своем увлечении К—в говорит в достаточной степени туманно.