Решающее лето

Джейн сокрушенно вздохнула.

— Короче говоря, мы остались просто друзьями, друзьями и только, ей-богу. Обычно раз в месяц мы встречались и пили вместе чай. Просто нам было ужасно приятно, что у нас есть своя маленькая тайна. У Тома личная жизнь просто ужасна, особенно теперь, когда родился ребенок… и они знают, что девочка не совсем нормальна. Ты удивлен, шокирован?

— Нисколько. Но причем здесь Том Лейпер?

— Просто от него я узнала всю подноготную семейства Шолто, только и всего. Не встреть я его вчера, я, пожалуй, до сих пор ничего так и не знала бы об Эване. Ты знаешь, кто был его отец?

— Я знаю, что он был владельцем довольно крупной типографии. Насколько мне известно, он сколотил неплохое состояние, но потом все промотал. Он оставил жене один или два доходных дома и приличный капитал в ценных бумагах, но она все это потеряла, когда в тридцать первом разразился кризис.

— Тебе известно, что свою карьеру он начал стряпчим в Новом Южном Уэльсе и отсидел два года в тюрьме за мошенничество?

Это было настолько неожиданно, что я не нашелся, что ответить.

— О, он был умен, — заметила Джейн, — намного умнее своего сына. Выйдя из тюрьмы, тут же уехал из Австралии и начал все с начала. Ему было тогда всего двадцать девять. Он вступил в пай с одним человеком, решившим основать типографию. Через несколько лет он был уже директором. Когда его компаньон умер, Шолто повел дело сам. Ему было уже за сорок, денег — хоть отбавляй, и он тратил их на женщин. В шестьдесят он умер. Жена ненавидела его.

Она посмотрела на меня со скрытым торжеством.

— Видишь, и я кое-чего стою.

— Во всяком случае, это очень интересно.

— Ах, если бы Эван унаследовал от отца хоть крупицу его ума, а не только его пороки! Ну, ладно. Я рассказала тебе все. Теперь подумай, чем я могу помочь. Как ты думаешь, Чармиан согласится встретиться со мной?

— Думаю, что да. Но от Эвана не жди ничего, кроме грубости. Он груб теперь со всеми.

— Ничего, с ним я справлюсь, — мрачно сказала Джейн, и, взяв волован с начинкой из сильно наперченной зайчатины, она откусила кусочек, состроила гримасу и проглотила, как глотают пилюлю.

— Не знаю, успеешь ли ты повидаться с Чармиан. Разве если зайдешь к ней сегодня же. В понедельник они уезжают. Эйрли сдал им дом в Прайдхерсте.

— В таком случае я заеду к ним сегодня. О Эйрли! Это очень мило с его стороны, не правда ли? Ты его знаешь? Он женился на какой-то простушке. Она умна, но ужасная ханжа. Я думала, он женился на твоей Элен.

— Я знаю, что ты это думала.

Она бросила на меня быстрый взгляд.

— Я тогда допустила ужасную бестактность, да?

— Нет. Ты просто ускорила события, вот и все.

— Какие события?

— Это касается меня и Элен.

— О! — она нахмурилась. — Вот как?

— Да.

— Как странно, не правда ли? Между нами давно ничего нет, очень давно, да, в сущности, и никогда не было ничего серьезного. Кроме Эдгара, мне никто не нужен. И все же первым чувством у меня была ревность к этой твоей Элен. Да покарает господь ту женщину, — решительно сказала Джейн, — которая словно собака на сене!..

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались, потому что испытывали друг к другу искреннюю симпатию, ту симпатию, которая останется на всю жизнь, прочная, настоящая, не имеющая ничего общего с физическим влечением, ибо в основе этого чувства лежат одни добрые воспоминания.

— Я так рада, дорогой! — воскликнула Джейн. Она наклонилась и поцеловала меня. — Как славно, что случилось все-таки что-то приятное в этот ужасный момент, что-то радостное, наконец, правда? Теперь я совсем с другим настроением пойду к Чармиан, потому что знаю, что у нее тоже есть своя маленькая радость.

Глава вторая

Дом Эйрли в Кенте стоял на отшибе, словно был насильно отторгнут от своих собратьев. Он торчал среди пустоши одиноко, как краюха, отрезанная от каравая и отодвинутая на самый край стола. Дом был узкий и казался непропорционально высоким для своих двух этажей из-за непомерно вытянутого вверх фронтона. Он был серого цвета. Замысловатая каменная резьба украшала окна и входную дверь и была выкрашена голубовато-белой, как снятое молоко, краской, в тон оконным переплетам. На фронтоне, где-то под самой крышей, красовалась квадратная дощечка с именем архитектора, тут же был указан и год постройки — 1902.

К дому примыкал участок в пять акров, занятый в основном огородами. Но позади дома начинался небольшой низкорослый, но густой лесок с запахами трав и изумрудными полянками, там, где солнцу удавалось пробиться сквозь толщу листвы. Слева от дома бледно-зелеными рядами уходили вдаль грядки огурцов, напоминая морскую зыбь; справа виднелся заброшенный теннисный корт, обнесенный проржавевшей и местами порванной проволочной сеткой.

Чармиан сначала показала мне усадьбу, дом, затем предложила:

— А сейчас пойдем в лес. Там никто нам не помешает.