Решающее лето

— Нет, мы прежде должны стать мужем и женой, — перебил я ее, не желая, чтобы она пускалась в пространные объяснения. — У нас все будет как положено, запомни это. Все как положено.

Элен смущенно засмеялась.

— Разве ты не знаешь, к чему бы это привело? — назидательно произнес я. — Разве твоя матушка не предупреждала тебя, что бывает в таких случаях? «Если ты уступишь его настояниям, потом, когда вы поженитесь, он будет попрекать тебя». «Ха-ха, — скажу я, — ты ничуть не лучше других».

— О, замолчи, пожалуйста! — резко оборвала меня Элен, но тут же улыбнулась.

— Так когда свадьба? — спросил я.

Повернувшись ко мне, она обхватила мою шею руками и серьезными глазами посмотрела на меня.

— Я не знаю. Я еще не готова к этому. Я не могу объяснить тебе, почему я колеблюсь, почему не могу решиться, но… именно это заставило меня сказать то, что я только что сказала. Я хотела быть честной и человечной.

— Ты просто глупая девчонка. Иногда я прихожу в ужас от тебя. К черту твою честность!

— Я же предупреждала тебя, что мы друг другу не подходим, — чопорно заметила Элен.

Одним из чудесных моментов высказанной любви является взаимное узнавание, которое следует за этим. Подлинная простота и легкость в отношениях приходят не сразу; им предшествуют тревога и неуверенность, обостряющие чувства, робость и жадное, хотя и осторожное любопытство друг к другу. Нас с Элен временами охватывали приступы странной взаимной вежливости и внимания, когда наши прежние резкие шутки и замечания казались чем-то почти неприличным, даже вспоминать о них было неловко. Порой мы вдруг могли серьезно поссориться из-за пустяка, а потом, убедившись, что в каждом из нас все еще жив дух свободы и независимости, могли так же неожиданно и легко забыть ссору, совершенно не стремясь установить, кто был прав.

После первых бездумных дней радости и признаний Элен сама заговорила о том, что каждый из нас пытался на время забыть.

— Клод, ты видел Чармиан?

— Вчера разговаривал с ней по телефону.

— Как там?

— По-прежнему. Она была немногословна.

— Ну как, принимают они предложение Чарльза?

— Не знаю. Они все словно в столбняке.

— Может, нам следует навестить Чармиан? Мне кажется, мы должны вмешаться и что-то сделать.

— Ты, я вижу, любительница вмешиваться и ускорять события.

— Нет, я предпочитаю плыть по течению. Но в данном случае надо что-то сделать. Мы сможем зайти к ней сегодня? Ты не позвонишь ей?

— А что мы ей скажем о нас?

— Что, по-твоему, лучше? — задумчиво промолвила Элен. Лоб ее прорезала тонкая вертикальная морщинка.

— Она хочет, чтобы мы были вместе, я знаю. Но сейчас… вид чужого счастья… Как отнесется она к этому сейчас?

— Ты плохо знаешь Чармиан, — ответил я не без гордости. — Иначе ты поняла бы, что именно это лучше, чем что-либо другое, поможет ей сейчас.

— В таком случае мы обязаны помочь ей, — быстро сказала Элен и улыбнулась. — Какие могут быть сомнения?

— Нет, лучше пока ничего ей не говорить, — сказал я мрачно, — поскольку говорить ведь нечего.

Наши взгляды встретились, и Элен рассмеялась. Мы оба, казалось, протрезвели, пришли в себя и видели реальность лучше и яснее, чем до нашего бегства от нее.

Я позвонил Чармиан.

— Элен у меня. Мы хотим зайти к тебе, можно?

Голос Чармиан был бесцветным и усталым.

— Приходите. Я очень хочу вас видеть. Когда же?

— Сию минуту. Как у тебя дела?

— О, ужасно, — ответила она ровным голосом, — ужасно. Да и чего еще можно ожидать? Вы будете через полчаса?

— Думаю, даже раньше.

Впустив меня и Элен в прихожую, она бросила на нас быстрый взгляд, а затем вдруг крепко расцеловала каждого. Она молча одобряла, и этого было достаточно.

Выглядела она, однако, лучше, чем я мог предполагать, когда разговаривал с ней по телефону. Она приоделась к нашему приходу, подкрасила губы. У нее теперь была новая прическа — коса, уложенная узлом сзади, как у древних гречанок. Прическа эта ей очень шла. Когда Элен сказала ей об этом, Чармиан, довольная, повертелась перед нами, давая полюбоваться собой.

Она провела нас в гостиную, где сидели Эван и миссис Шолто. Старая леди, подтянутая и полная решимости держать себя в руках, несмотря ни на что, вышивала платьице для Лоры. Тонкая работа, безусловно, требовала напряжения зрения. Эван решал кроссворд, но он успел заполнить всего одну или две строки. Я был поражен тем, как он изменился за то время, что я его не видел. Лицо его стало еще более одутловатым, ярко-синие глаза погасли и утонули в провалах глазниц. Когда он встал, чтобы приветствовать нас, он уронил на ковер пепельницу и, шагнув нам навстречу, с хрустом раздавил ее. Было что-то пугающее в этой неловкости и безразличии, и привычные слова приветствия застряли у меня в горле.

Однако Элен весело и непринужденно воскликнула:

— Здравствуй, Эван! Ну что это ты натворил?

Он посмотрел под ноги и зачем-то каблуком вдавил в ковер осколки фарфора.

— Да, дела! Здравствуй, Клод, старина.

Миссис Шолто, подняв глаза от рукоделия, как бы молча приветствовала нас. Элен, громко восхищаясь ее работой, села рядом с ней.