Решающее лето

— …влюблена в Чарльза Эйрли? Возможно, это и было немного, когда я только начала работать у него. — Она откинулась на спинку стула, сцепив руки на затылке. В глазах ее появились лукавство и сожаление. — Он буквально обворожил меня. Я вообразила, что мы влюблены оба, но скрываем это друг от друга. И в конце концов я поверила в это. — Она вскинула подбородок, насмешливо и презрительно поджала губы. — Может быть, так оно и было. Иногда он приглашал меня пообедать или в театр и временами мне казалось, что мои догадки подтверждаются. Но на том все и кончилось. Как вы считаете, возможно, чтобы люди, полюбив друг друга, потом так же просто перестали любить, не произнеся ни слова, даже не показав это?

— Не знаю, — сказал я. — Лично я в таких случаях не молчу, как вы могли в этом убедиться.

Она чуть заметно покраснела, и легкий румянец лег тенью на ее щеки и лоб. Затем она продолжала так, будто не слышала моих слов.

— Во всяком случае, я ревновала Эйрли к Люси, хотя он был мне тогда уже безразличен. Ну не глупо ли?

— Бывает. Собака на сене и так далее…

Мы помолчали немного.

— А что нового у вас? — наконец спросила она.

Я рассказал ей о предложении Колларда и о том, как отнеслись к этому Крендалл и Суэйн.

Она молча слушала, изредка улыбаясь.

— Ну, а что думаете вы сами?

— Пока еще не решил. Я люблю Лондон и не уверен, что долго выдержу в ссылке.

— Но это же блестящая возможность!

— О, конечно. Тем более что миллионеры теперь не так часто встречаются.

— Понимаю. Вам предлагают наконец постоянную работу?

— Да.

И тут она буквально закричала на меня.

— И вы еще раздумываете?

Я вдруг почувствовал такое безмерное облегчение, такое острое и щемящее чувство радости, что не смог вымолвить ни слова и только смотрел на Элен. Я снова любил ее, отбросив все сомнения и «объективные оценки». Это была Элен, небезразличная к моей судьбе настолько, что моя нерешительность способна была привести ее в бешенство, заставляла презирать меня, Элен, освещенная мягким светом лампы, с тонкими, гибкими, белыми, как сахар, руками, изящная и легкая, как дуновение ветерка.

— Не понимаю, как вы можете так жить!.. — неистовствовала она, распаляясь все больше, словно хотела скрыть от меня то, что сама уже начинала понимать, — …словно разочарованный бездельник из Блумсберри!.. Знаете, на днях я прочитала рецензию, которая рекламировала книгу. Там сказано об авторе, что он «умен, талантлив и разочарован». Словно разочарование — это величайшая из добродетелей. Мне противно это мертвое безразличие, эти живые трупы, добровольно отказывающиеся от жизни! Это именно то, что вы решили сделать — отказаться от жизни.

Хелена! Элен и Хелена, вместе взятые! Нет, это Элен, Элен сама по себе, без Сесиль или Хелены в ней. Ее резкость так же трудно сравнить с резкостью Сесиль, как остроту лезвия с остротой вина, ее жизнелюбие и оптимизм не имеют ничего общего с оптимизмом и жаждой жизни Хелены.

Я встал. Элен тоже поднялась, и мы стояли теперь друг против друга.

— И вам не стыдно! — воскликнула она, отчаянно цепляясь за спасительное состояние раздражения и гнева. — Так трусливо бежать, бездельничать, тратить попусту время на…

Я обнял ее и поцеловал.

— Родная моя…

— Тратить время…

— Я люблю вас.

— Я тоже люблю вас, — не задумываясь, скороговоркой выпалила она, — но так впустую растрачивать время!..

— Черт с ним, с временем. Я люблю вас.

Я поцеловал ее в губы. Она пыталась еще что-то сказать, но сбилась, повернула голову, и губы ее коснулись моей щеки.

Мы отстранились, все еще не выпуская друг друга из объятий.

— Зачем вы рассказали мне о Чарльзе?

— Потому что это правда.

— А зачем мне ее знать?

— Беспокойство, растерянность. Мне хотелось что-то сделать, бросить вызов. Или просто хотелось, чтобы вы все знали. — Она дрожала.

— Вы любили меня сегодня утром, когда мы встретились? А на прошлой неделе? А все это время нашей размолвки?

— Нет. Я была уверена, что все прошло. Я испытывала одну лишь тревогу за Чармиан.

— И я тоже.

— Клод, — промолвила Элен, почти плача, — как я была груба с вами! А вы так дурно поступили со мной!

— Простите. Я не хотел этого. Даже когда писал вам письмо из Нью-Йорка.

Мы были счастливы; рухнули преграды, которые мы сами воздвигли. Мы засыпали друг друга вопросами, жадно пытались понять, объяснить, оправдаться.

Мы наконец наговорились, вознаградив себя за долгое и мучительное молчание, и я спросил, когда же она выйдет за меня замуж.

Элен отстранилась.

— Только не сейчас. Потом, возможно.

— Почему не сейчас?

— Потому что я не уверена.

— Во мне?

Она не ответила.

— Надеюсь, вы не собираетесь меня шантажировать? — сказал я, — Неужели вы хотите сказать, что станете моей женой лишь в том случае, если я приму предложение Колларда?

Я ждал, что она рассмеется, станет отрицать, но на ее лице появилось серьезное и упрямое выражение.

— Разумеется, вы не собираетесь ставить мне такое условие? — продолжал я дразнить ее. — Право же, не собираетесь?

— Не будем говорить об этом сейчас, — сказала Элен, — не будем.

— Когда же?

— После… после судебного процесса. Все и без того так сложно. Сейчас не время.