Replay

– Прекрати, – отзываюсь с негодованием, взявшимся из ниоткуда. Чувствуя его пальцы на теле, среагировавшие на мои слова в корне да наоборот. Опускающиеся по прижатым к стене рукам, падающим плетьями вниз, оставшись без этой подпорки.

– Тош, прекрати! – брыкаюсь, пытаюсь отойти в бок. Утопая в его захвате, уже зафиксированном на моих бедрах. Смянающим под собой тонкий материал юбки, податливо задирающейся к линии талии.

– Я не отпущу тебя в таком состоянии, – ерничает в ответ, находя мои напряжённые губы, сжатые в подобие блока, пресекающего любое проникновение. – Я не увижу тебя три дня, – произносит лукаво, прищуриваясь, точно зверь, готовившийся к целенаправленному прыжку.

– Это не срок, – отзываюсь сухо в ответ, пытаясь снять с себя его пальцы.

– Для тебя? – парирует, укоризненно вскинув бровь. В следующую же секунду меняя тон на более фривольно–игривый : – Кто ты такая и куда подевалась моя девочка?

Зажимает губами пульсирующую жилку на шее, плавно всасывая в себя. Расщепляя на отдельные слова мысли, пропитанные злой самоиронией, насыщающей голову. – Сейчас же верни мне её обратно, – шепчет с ощутимой улыбкой в бархатном голосе. Не отрываясь губами от кожи. – Мою маленькую. Вредную. И любимую.

Закрываю глаза, тщетно проваливая контроль над собственным телом. Его поцелуи не теряют присущей мягкости, в то же время, приобретая некую настойчивость, подкрепляющую слова. Пальцы же скользят по бёдрам, щекоча подушечками их внутреннюю поверхность.

– Верни мне ту, что обещала быть со мной навсегда, – шепчет, разом сжимая мышцы в плотный комок одним коротким и болезненным словом. – Ту, что всецело поддерживала любое из самых бредовых моих начинаний, поражая ради неё становиться лучше.

– Она до сих пор нужна тебе? – роняю дрожащими, холодными губами.

– Больше жизни, – парирует нежно. – И я готов разделить с ней не одну вечность. Патрулируя стены Рая с вилами, или чем там снабдят в преисподней, чтобы отстреливать подкатывающих к ней ангелов.

Губы самопроизвольно расплываются в широкой улыбке, а руки обхватывают его плечи, ощущая, как он подкидывает меня вверх, усаживая на своих ладонях, без зазора с холодной стеной.

– Вернёшься? – ласкает гортанным звуком, пропитанным хрипотцой.

– И в горе и в радости… – улыбаюсь, приспуская ресницы. Обдувая его губы горячим дыханием. – До скончания веков…

– Аминь, – выпускает из губ с различимым смешком, распластывая по стене, под несдержанный стон, прильнувшшее к нему тело.

Эпилог

(Кристина)

Расплачиваюсь с таксистом, боковым зрением наблюдая движущуюся в сторону арки, венчающей вход кладбища, низкую, плотную, сгорбленную женскую фигуру, упакованную в темные одежды, подобные черному старообрядческому балахону. По телу проходит разряд, сжимающий сердце. Не дожидаюсь сдачи от нерасторопного водителя, бросая в его сторону резкое:

– Езжайте! – и устремляюсь в след той, что цепляет взгляд прядями серебряных волос, спутанными концами, образовывавшими узорную паутину на сутулой спине, под кромкой темной косынки.

Ускоряю шаг, захватывая её в профиль. Стараюсь не потерять цыганку из вида. Не отдавая себе отчёта, какого черта догоняю старуху, собираясь окликнуть. Спешу. Точно ищейка, взявшая след. Не понимая, что буду делать в дальнейшем. Что намерена ей предъявить? Не отработанные нули на купюре, что были оплачены годами ранее? Не соответствие "услуги" в рамках "цена-качество"? Брошенные ею слова на ветер, что истерзали меня за эти годы? Бред, да и только! Не факт, что это вообще она. Я запросто могла обознаться. Перепутать ту, что преследует в тревожных снах, с обычной попрашайкой, обитающей на прилегающей к кладбищу территории. А, ведь, мой приход сюда имел совсем другие мотивы…

Пышный букет, зажатый в руке, отвисает вниз, точно мешок, набитый камнями, что приходится тащить за собой на место заклания. Каменная груда, которой и растерзают тебя, забросав с близкого расстояния, найдя для этого незначительный повод.

Губы приоткрываются на очередном шаге, а слова застревают в горле, в глупой попытке её окрикнуть. Не успеваю произнести и звука, как та, что неспешно семенит ногами, шествуя впереди, останавливается, оборачиваясь в мою сторону. Будто попав в порыв сильного встречного ветра, машинально замедляю шаг, покачиваясь на месте. С трудом возобновляя движения вперёд под взглядом пустых, выцветших глаз.

Они смотрят на меня в упор, вызывая холодок, пробегающий вдоль позвоночника. Навеивают мысль, что обладательница тяжёлого взгляда и вовсе не видит меня, ориентируясь в пространстве по звукам и ощущениям. Глаза же потеряли исходную функцию. Атрафировались за ненадобностью к столь преклонному возрасту. Замерли под опушкой поблекших ресниц, словно два холодных фарфоровых блюдца. От которых я не в силах отвести глаз, застопорившись пред ней на расстоянии меньше метра.

Сухая, морщинистая рука цыганки подаётся вперёд. Приковывает на себе взгляд, собирая воедино разрозненное на мелочах внимание. И этот жест вызывает волну ощутимого страха. В корне отличаясь от ожидаемой мной просьбе о подаянии.