Replay

Двадцать два тридцать. Хаотичный лай собак за окном приобретает иной оттенок. Некое поскуливание, привлекающее внимание к зашторенному окну. Подхожу ближе, осматривая двор сквозь небольшую приоткрытую щель. И беглого взгляда хватает, чтобы узнать со спины того, кто пересекая двор, уверенной походкой, направляется в сторону автоматических ворот. Глубоко выдыхаю, пытаясь представить, каким взглядом он станет смотреть Всеволоду в глаза. В ушах лихо простреливает вскользь брошенная фраза: "Хочешь, чтобы я ему всё рассказал…? "Не хочу… чтобы подал и вида…»

Вновь запахиваю окно, решая дождаться прибытия Всеволода в своей спальне. Боясь спускаться вниз. Встречать его на глазах у Антона, ощущая всю тяжесть вины и скопившегося к себе презрения. Надо переждать. Дать время остыть. Кому из нас двоих? Троих… Чёрт… После увиденного мной утром… Реакции Всеволода на ошибку Кирилла… необходимо забыть всё произошедшее между мной и тем парнем. Всё, что он будит во мне своим взглядом, словами. Необходимо. Абстрагироваться. Забыть.

Короткая стрелка на циферблате давно пересекла значение полуночи. Минуты ожидания, одна за другой, становятся всё тягостнее, принося в себе убежденность, будто Баженов специально испытывает меня на прочность. Владеет детальной информацией о всех совершенных мною проступках. Знает. Чувствует. Использует. Против меня. Имеет. Право на время. За которое я, в лице хозяина этого дома, в очередной раз обрету одно из самых изощренных наказаний. И если я права, и Кир поделится своими догадками, или же Всеволод что-то заметит сам в усилившемся напряжении меж нами с Антоном, всё что было испытано мною ранее… Господи, да всё это покажется мне сущим раем!

С периодичностью в десять минут, меняю на постели неестественно красивые позы, в которых мне с включенным светом, якобы, удалось уснуть. Он не торопится после приезда "спешить в мои объятия". Чёрт! Злость, огненным комом, возрастая в груди, достигает своего апогея. Женское коварство имеет тысячи граней. Ему ни чужда любая ипостась в попытке эффективного соблазнения. А именно на это мне и остаётся рассчитывать в попытке отвести от себя подозрение и застелить пеленою неведения его глаза.

Не выдерживая очередного отрезка пустого ожидания, привстаю с постели, накидывая поверх белья тонкий шелковый халат. Подхожу к двери, плавно направляя вниз ручку. Тишина. Ощутимая. Густая. Тусклый свет, падающий в коридор из моей комнаты, окутывает подступ к лестнице, которая тонет во тьме.

Может, мне показалось, и не было у ворот дома искомой машины? Всеволод ещё не вернулся и эти минуты томления, которые я восприняла за игнорирование, на проверку являются лишь разыгравшимся от нервов воображением? Бред. Если это действительно так, менее болезненного слова под описание моего поведения не подобрать.

Стараясь не шуметь, ступаю к лестнице, леденея то ли от настигающего страха, то ли от касания холодного пола голыми ступнями. Иду, стараясь не издавать и звука. Не колыхать вокруг себя воздух. Иду. Не зная, на пьедестал или же плаху.

Первый этаж встречает могильным молчанием. Да этот дом сам способен свести с ума, без особой помощи разносортных его обитателей!

Иду вперёд. Мало задумываясь о производящем шуме. Желая окрикнуть Всеволода в гнетущей пустоте комнат. Услышать отклик голоса. Да боюсь, ответом мне станет лишь зловещее эхо. Иду. Сквозь темноту библиотеки. С усилием нажимаю на дверь, не стопорясь возле неё и на доли секунд. Не переводя дыхание. Стараясь вырваться из давящего на разум пространства, окунувшись в теплый свет, исходящий от ламп кабинета. Там, кажется, безопаснее. Надёжнее. Ожидания порой так обманчивы…

Закусываю нижнюю губу, встречая его глаза. Смотрящие на меня в упор из-за листа бумаги, исписанного мелким текстом вперемешку с подобием химических формул. Стол завален бумагами, пестрящими яркими печатями. Он предупреждал, что у него есть дела, но, ведь, и говорил когда-то, что в случае чего-то важного я могу беспрепятственно заходить в эту комнату. Разве ситуация, в которой я нахожусь сейчас, не претендует на звание одной из глобальных?

Подхожу ближе, замедляя свой шаг. Отец терпеть не мог, когда его отвлекали от проработки важных документов. Отключал телефоны. Да только, всегда снисходительно относился к моему вторжению на свою территорию. Отзываясь улыбкой. Беспрекословно выслушивая то, что не могло терпеть более, и должно было стать озвучено именно в этот момент.

Всеволод же… Растягиваю шире губы в улыбке, игриво присаживаясь на край стола. Он не испытывает ко мне и тысячной доли теплоты, что пронизывала отца. Мужчину, которого насколько бы не был строг, останется единственным, в чьих чувствах, даже после дурацких ссор и обид, я всегда была убеждена… Он умел совершать поступки. Кто из знакомых мне ныне на это способен…?