Репетитор

Молчание. Затем треск и дрожь заводимого мотоцикла. Катя появилась, завернутая в одеяло от горла до пят, придерживая его у подбородка.

Что было, я спрашиваю… Как он вел себя?

К а т я (слабо улыбаясь). Интеллигентно вел… Тихо, Женечка, только тихо… Если я лягу, ты не обидишься? Я лягу, а ты посидишь?

Ж е н я. Нет, ты все-таки скажи…

К а т я. Вопросов не надо. Совсем… Я… это самое… перекупалась, наверно. Знобит. (Она легла, старательно укрываясь.)

Ж е н я. Надо чаю согреть… Я сейчас. Вода в этом ведре какая, пресная?

Катя молчит. Тогда он попробовал воду из ковша, убедился, что не морская, налил в чайник, включил плитку.

Я могу принести коньяку, аспирину… Это займет десять минут.

К а т я. Не надо никуда уходить. И дай мне мокрое полотенце. Вон то, маленькое, намочи… И сядь. Ты давно не хвалил меня, Женечка, не восхищался. А ведь я стараюсь. И память у меня хорошая. Вот проверь… Станиславский, годы жизни: тысяча восемьсот шестьдесят третий — тысяча девятьсот тридцать восьмой… Я знаю, ты думаешь, все твои старания — зря, мимо… А вот и нет! Его первая постановка — «Царь Федор Иоаннович» — тысяча восемьсот девяносто восьмой год…

Ж е н я. Я верю тебе, но не сейчас же, Катя!

К а т я. В том же году — «Чайка»… Она у них на занавесе с тех пор… Больше всего он хотел, чтобы на сцене не просто представляли… а чтобы там была «жизнь человеческого духа» — это его главное, любимое желание…

Ж е н я. Довольно, Катя, я верю, ты молодец. У тебя губы очень сохнут, сейчас попьешь… Помолчи. Я не сомневаюсь, что все у нас идет верно, что не пропадет наш скорбный труд, что к собеседованию ты будешь готова… Только на этом факультете главное все-таки показ. И здесь твой тренер — Ксеня, я ни при чем… Она уделит тебе столько внимания, сколько понадобится, так что дело за тобой… Ты приедешь на экзамены, и, я думаю, в Москве тебе лучше всего остановиться у нас…

К а т я (тихо, боясь спугнуть свое счастье). Это что, сама Ксения Львовна так сказала?

Ж е н я. Ну, не сказала еще, так скажет, что тут особенного.

К а т я. А вам жилплощадь позволяет? Сколько метров у вас?

Ж е н я. Какая разница? Комната у тебя будет…

К а т я. Отдельная? Конец света… (Пауза.) А нельзя мне поехать сразу с вами? Как только путевка у вас кончится?

Ж е н я. Почему нельзя? По-моему, и можно и должно… Тут слишком много отвлекающих факторов. Тебя надо под домашний арест, и я это в Москве обеспечу…

К а т я. Я на все согласна, Жень. Что ты скажешь, то и будет… Только вот плечо мое…

Ж е н я. Что с ним?

К а т я. Да так… сожгла, наверно.

Ж е н я. Ты ж загорела давным-давно… да и солнышка такого сильного не было.

К а т я (села на топчане). Ты мое солнышко. Ты мой «отвлекающий фактор». Ты мой Константин Сергеевич, мой Владимир Иванович… Ты мое «учение с увлечением»… Ты мой Кант, мой Лермонтов, мой Ален Делон, мой Олег Янковский…

Ж е н я (ошеломлен). Та-ак… И что же нам, Катенька, теперь делать в свете этого?

К а т я. В свете? Правда, миленький, ну его, гаси, нечего при нем делать!

Ж е н я. Зачем, Катя? То есть я знаю зачем… Я хочу сказать: стоит ли?

К а т я. Господи, да кто ж это спрашивает?! Чему быть, того не миновать…

Женя выключает свет. Потом Катины руки стащили с него пиджак. Поцелуй. И вдруг — телефонный звонок.

Не обращай внимания.

Ж е н я. Опять какой-нибудь Откидач?

К а т я. Какая разница…

Звонки повторяются.

Ж е н я. Трудно не реагировать, раздражает. А вдруг это важно? Вдруг кого-нибудь надо срочно спасать?

К а т я. Ой, да не выступай ты!.. Молчи. И ни о чем не думай…

Ж е н я (включил свет, берет трубку). Не могу я так… Алло, вас слушают… А, здравствуйте. Узнали меня, да?.. А что, вы из-за меня одного не запираете? Ой-ой-ой, неудобно-то как… Катя, это мама.

К а т я. Ну зачем подошел, чудо-юдо, кто просил тебя?

Ж е н я (в трубку). Вы извините, я скоро буду… (С мрачной иронией.) Видите ли, программа, оказывается, очень обширная…

Свет гаснет. Это Катя выключила его.

Картина шестая

Прошло несколько дней.

Жаркий пляжный день и к тому же воскресный.