Репетитор

(Берет трубку.) Да, спасательная… (Угрюмо.) Узнала. Только я не могу сейчас разговаривать… Никак, представь себе. У меня урок… Не с Инкой, нет… и не Белинского!.. А вовсе даже Станиславского, и с другим человеком… Это мой репетитор… Слушай, я тебе после объясню — откуда, какой и по каким предметам… Он человек занятой, и мое «ля-ля» ему терпеть некогда. Все, кончаю, пока. (Положила трубку. Стоит, грызет ноготь.)

Ж е н я. Это не тот самый… не Откидач?

К а т я. Нет.

Ж е н я. Ты помрачнела…

К а т я. Да ну! Из-за всякого обормота…

Снова звонок. Катя, остервенело укрывает телефон подушками.

Ж е н я. Такое впечатление, будто у него есть какие-то права на тебя…

К а т я. Нету у него прав! Нету, Женечка… Просто у него в голове совсем уже смеркается! Контролер чертов…

Ж е н я. Это тот самый человек, «специально приставленный» к тебе? С мотоциклом?

К а т я. Он, он!

Сиплые, но явственные и упорные звонки продолжаются.

Ж е н я. А кем он приставлен, на каком основании? Дедом твоим?

К а т я. Да погоди ты, любознательный!.. Загадала: еще пять звонков — и я ему скажу… (Убрала подушки.) Раз! Пора кончать волынку… Два! И будь что будет… Ничего, скушают. Три! Кроме цепей, нам терять нечего! Свободу узникам хунты! Четыре!.. Ну?

Телефон, как нарочно, замолчал.

Ты погляди, а? Усох на четвертом… Женя, ты так смотришь… Я должна объяснить, да? А мне до смерти неохота… Ей-богу, я не скрываю, просто сейчас тошно об этом… Тошно!..

Ж е н я. Будет потребность — расскажешь. А если нет — вовсе не обязательно.

К а т я. Ты знай только одно: я должна уехать отсюда, и поскорей. Или мне, как той Катерине, только и остается, что с обрыва…

Ж е н я. Что за вздор?

К а т я. Нет, правда. Вот разве что обрыва у нас нету и глубина далеко; пока дойдешь, настроение двадцать пять раз переменится… Мне вообще этот способ не подходит: я плавучая слишком. Так другие способы есть…

Ж е н я. Что ты городишь?!

К а т я. А в восемнадцать лет жить хочется, Женечка! Только я согласна не на всякую жизнь… Вот ты меня поманил куда-то, и видишь, я уже хотела все старое поломать, осмелела. Ты мне пристегнул крылышки!.. Теперь давай дальше, рассказывай конкретно, как лететь и куда… Или ты уже задний ход даешь?

Ж е н я. Да почему, Катя? Все зависит от нас…

К а т я (встала за креслом-качалкой, где он сидит, положила руки ему на плечи). От вас — это точно. От тебя и твоей замечательной бабушки… Ой, неужели это будет? Смотри, Женечка, чтоб крылышки-то не отвалились! У меня в тетрадке для афоризмов есть выражение: «Мы в ответе за тех, кого приручили»…

Ж е н я. Я помню это и знаю откуда.

К а т я (теребит его волосы). Все ты знаешь, все ты помнишь… Только ты сделай так, если уж обнадежил… А я тебе за это… не знаю что. Что хочешь, буквально. Ты рассчитывай…

Ж е н я (сквозь зубы). О-о-о! (Вырвался от нее.)

К а т я. Что? Нога заболела?

Ж е н я. Да какая нога? Или я не понял, или ты сказала несусветную пошлость! Говорить о крыльях, цитировать Экзюпери… а потом вдруг ляпнуть такое рыночное… «Ты рассчитывай»! Конец света.

К а т я. Ты чего, рассердился? Жень, но у меня же не такое было воспитание, как у тебя, это можно было сразу понять… Может, слово не то, но я искренне сказала… в смысле благодарности!

Ж е н я. Ты хотя бы не продолжай, глупенькая! Ведь черт знает до чего договоришься…

К а т я. Глупенькая, да! И пошлость ко мне, может быть, пристала. И не всегда знаю, как культурно сказать. Не было у меня такой бабушки, не записана я в Ленинскую библиотеку… А от осины не родятся апельсины! Давай, Жень, отлипну я от тебя, не морочь себе голову на отдыхе, ступай к бабушке… Играй в бильярд, в пинг-понг, загорай… Кстати, я выдам тебе твои солнечные очки, и будь здоров! На, а то я все забываю… (Достает очки из тумбочки.)

Ж е н я. Как — очки? Ты же сказала, что я их тут не оставлял…

К а т я. Да-да, хотела прикарманить! Что упало, то пропало. А кто ты был для меня в первую минуту? Посторонний московский фрайер… Видишь теперь, с кем связался? А говорил — святая наивность!.. Ну и все… И развяжись, пока не поздно. Пока у тебя целы часы, бумажник… И хромай! (У нее совсем близко слезы.)

Ж е н я (надел темные очки и ходит со своей палочкой). Я еще немного тут похромаю.

К а т я. Ой… вот опять ляпнула… А разве я в этом смысле? И здоровым говорят «хромай»… Нет, ну правда: зачем тебе пачкаться со мной? Тебя под стеклом надо держать… С табличкой: «Руками не трогать».

Ж е н я. Чушь какая.

К а т я. Не чушь, а точно! Мне вот захотелось тебя тронуть, не знаю почему, но по-честному захотелось, по-хорошему… Ну и сказала от стеснения не то слово… И сразу — «пошлость», «несусветная», «рыночная»! Скажи лучше прямо: испугался!