Репетитор

Ж е н я. Что? Да, прекрасное. Катя, вот вы все допытывались, чего ради я предложил заниматься вместе. Считайте, что я ответил. Зря вы сказали про интеллигентское сочувствие «девушке из народа»: это не мой случай. Да и не ваш. Зачем прибедняться? Еще неизвестно, кто от этих совместных занятий выиграл бы больше. По-моему, я. Смотрите, я же болтаю с вами — не могу остановиться! А за шесть дней пребывания в доме отдыха ни с кем, кроме своей бабушки, не сказал трех фраз. Ей-богу. Никак не могу сделать усилие, чтобы войти в контакт… И ведь люди не виноваты, там отдыхают не какие-нибудь фининспекторы, там интересные, в большинстве своем творческие люди… Но они не похожи на вас, Катя…

К а т я. Фэнк ю, Женечка, вэри мач, но мне нельзя столько комплиментов, я размякаю очень… Слушайте, а что это за творческие люди там у вас собрались, да еще в большинстве?

Ж е н я. Ну как же — дом отдыха работников искусств…

К а т я (ее это как-то ошеломило). Вы там живете? В доме отдыха имени Неждановой?

Ж е н я. В нем самом, а что?

К а т я. С бабушкой?

Ж е н я. Да.

К а т я. Елки зеленые… Что ж вы сразу-то не сказали?

Ж е н я. А что такое?

К а т я. Бабушка имеет отношение к искусству?

Ж е н я. Да… Пожалуй, и м е л а — это точнее.

К а т я. А почему ж я вас не видела там? На каком вы этаже?

Ж е н я. На восьмом.

К а т я. Ничего себе! Там же поселяют самых-самых таких…

Ж е н я. Каких?

К а т я. Ну, на восьмом, я помню, жили Моисеев, Райкин, Николай Озеров, Елена Образцова… потом этот, который в цирке с медведями… И я с ними со всеми была знакома, общалась!

Ж е н я. Серьезно? На какой почве?

К а т я. Да на той почве, что попадалась им на глаза все время! А неплохо я с вами сквиталась, Жень! Вы меня Кантом давили, а я вас — Райкиным! Вы — Достоевским и Белинским, а я вас могу — Михаилом Боярским! Сейчас-то я уже бросила собирать автографы, надоело, но накопилось у меня порядочно, захотите — покажу.

Ж е н я. Правильно, что вы это бросили, Катя. Если у вас попросят автограф — можно дать, но вам выпрашивать у кого-то…

К а т я. Кончайте издеваться, кому это нужен мой автограф! Это вы, оказывается, фигура… Надо же… на восьмом. А какая комната?

Ж е н я. Восемьдесят вторая.

К а т я. Прямо напротив лифта, да? Знаю, там один раз Юрий Гуляев жил…

Ж е н я. Да что у вас общего с этим домом?

К а т я. Я скажу. Только сперва вы скажите: за какие такие заслуги вас поселили на восьмом?

Ж е н я. Понятия не имею. Должно быть, директор принял меня за ревизора из Санкт-Петербурга, прибывшего инкогнито!

К а т я. Вряд ли. Этот директор в таких вещах не путает… Странно. Хотя ладно, это мы выясним…

Ж е н я. «Мы» — это кто?

К а т я. Мои агенты проверят, правда ли вы такой, как тут рассказывали… А вдруг с молодыми артисточками вы совсем даже наоборот?.. Надо же, молчал-молчал, и вдруг… Жень, я считаю, мы теперь такие знакомые, что можем выпить на брудершафт. Всю дорогу выкаем. Как деревенские какие-то!

Ж е н я. Я в принципе с удовольствием… Я только на понял, что изменилось за последнюю минуту или две…

К а т я (наполняет рюмки). Все-то ему надо понять… вот это и есть занудство. Значит, пьем по правилам, но целуем только в щечку. Поехали.

Пьют, переплетя руки с рюмками. Потом он чмокнул ее, будто клюнул, а она ласково и спокойно поцеловала его.

Вот. Ну давай говори мне что-нибудь!

Ж е н я. Да… так гораздо удобнее… ты молодец.

Свет гаснет.

Картина третья

Там же после десяти часов вечера. Стемнело. Включен прожектор. В гостях у  К а т и  подруга  И н н а. Она заглянула сюда после купания и теперь развешивает свой купальник на перилах, расчесывает тяжелые волосы.

Катя согрела чай и опять водрузила на стол бутылку, затем принялась с нетерпением накручивать диск телефона.

К а т я. Черт… (Положила трубку.) Сколько можно висеть на казенном телефоне, скажи!

И н н а. А чего тебе надо от матери?